Большая биографическая энциклопедия - пушкин василий львович

— писатель, старший брат Сергея Львовича, отца знаменитого поэта; род. в Москве 27-го апреля 1770 г. Детство и юность он провел в привольной обстановке богатого дома и в гостеприимном московском обществе Екатерининской эпохи; отец писателя, обладая большим состоянием, любил хорошо пожить и славился в Москве своим хлебосольством. Семейная обстановка Пушкина складывалась неблагоприятно: отец был сурового, деспотического характера и переполнил страданиями жизнь и первой, и второй своей жены. Но, по-видимому, на характере Василия Львовича эти черты домашнего быта не отразились: он навсегда сохранил веселый, беззаботный нрав. Он не получил систематического школьного образования, хотя ему было так легко поступить в единственный тогда русский университет — Московский. Зато полученное им домашнее образование могло, по тогдашним вкусам, считаться "блестящим": Василий Львович прекрасно владел французским языком и знал немецкий, английский, итальянский и латинский языки. Такие познания открывали ему широко двери в Западноевропейские литературы, что потом и сказалось на писательской деятельности Пушкина. Благодаря общественному положению отца, юноше-Пушкину оказались легко доступны салоны московского барства, а его светский такт и лоск, легкое остроумие, добродушие и веселость скоро завоевали ему и симпатии столичного общества: он участвовал в "благородных спектаклях", на литературных вечерах декламировал монологи из французских трагедий, находчиво сочинял куплеты и стихи на заданные рифмы. Декламировал он превосходно, и многие москвичи съезжались только за тем, чтобы послушать, как он читает басни. После нескольких лет веселой светской жизни в Москве, П. переселился в Петербург и поступил на службу в Измайловский полк, в который был записан, по традиционному обычаю, еще с малолетства. Военная служба мало привлекала жизнерадостного юношу, и П. дослужился только до чина поручика. Зато северная столица представляла широкий простор и новые способы к прожиганию жизни, чем и воспользовался веселый и хорошо обеспеченный москвич. В 1797 году он вышел в отставку и переехал в Москву, где задумал жениться; его выбор пал на известную красавицу, Капитолину Михайловну Вышеславцеву. Семейная жизнь вышла неудачной и кончилась разводом. Фамильное предание Пушкиных, а затем и литературно-биографическая традиция винили в том Капитолину Михайловну. Но за последнее время опубликованы документы, рисующие дело в ином свете. Ходатайство о разводе возбудила пред московскими духовными властями Капитолина Михайловна в 1802 году, ссылаясь на незаконную связь мужа. Бракоразводный процесс тянулся до 1806 г. и, несмотря на все усилия Пушкина и его ходатайства пред кн. А. Н. Голицыным, кончился не в его пользу: указом от 22-го июня 1806 г. Синод присудил Василия Львовича "подвергнуть семилетней церковной эпитимии, с отправлением оной чрез (т. е. в течение) 6 месяцев в монастыре, а прочее время — под смотрением его духовного отца", а его жене дал развод с правом выхода замуж.

Пока тянулся суд, П. успел совершить заграничное путешествие. В 1803—1804 гг. Пушкин объехал Германию, Францию и Англию. Жизнерадостный путешественник совсем не интересовался вопросами политики, зато немало внимания уделял искусствам и особенно — литературе. В письмах, писанных из путешествия к Н. М. Карамзину и напечатанных тогда же в "Вестнике Европы", П. описывает виденные им произведения архитектуры, живописи; рассказывает, как в Берлине он бывал у Августа Коцебу, наслаждался в театре игрой знаменитого актера Ифланда. В Париже он познакомился с "славным метафизиком" аббатом Сикаром, писателями Дюси, Бернарденом де-Сен-Пьер, Арно, с m-me Рекамье и романисткой m-me Жанлис. Особенно привлекали нашего путешественника парижские театры. "Вы знаете, писал он Карамзину, мою страсть к спектаклям и можете вообразить, с каким удовольствием бываю в парижских!" Пушкин успел познакомиться с актрисою Дюшенуа, а у знаменитого трагика Тальма брал даже, как гласит предание, уроки декламации.

За время своего путешествия по Германии, Франции и Англии Пушкин ревностно собирал лучшие издания французских, английских и латинских авторов, так что привез в Россию целую библиотеку, которая потом славилась в Москве, но погибла в пожаре 1812 года.

Поселившись, по возвращении из-за границы, снова в Москве и будучи вполне обеспечен материально, он имел возможность проводить жизнь вполне светского человека. Посещение театров и личное участие в "благородных спектаклях", балы и празднества, где он, как и брат его, Сергей Львович, отличался в качестве остроумца и импровизатора, приятельские пирушки, литературные вечера — сменяли один другого и поглощали все его время. Но в будущем, и уже недалеком, П. ждали тяжелые испытания: наступал двенадцатый год. Появление Наполеона в Москве застало П. врасплох. 14-го декабря 1812 г. он писал кн. П. А. Вяземскому про разорение Москвы: "Я потерял в ней все движимое мое имение. Новая моя карета, дрожки, мебели и драгоценная моя библиотека — все сгорело. Я ничего вынесть не мог; денег у меня не было, и никто не помог мне в такой крайности". По другим известиям, в пожаре едва не погиб и малолетний сын Василия Львовича; преданный слуга едва успел выхватить его из огня. Вместе с другими погорельцами-москвичами П. перекочевал в Нижний Новгород, где образовалась скоро целая колония. Пушкину приходилось тогда довольно трудно; в письме к Вяземскому он говорит: "Ты спрашиваешь, что я делаю в Нижнем Новгороде? Совсем ничего. Живу в избе, хожу по морозу без шубы, и денег нет ни гроша". Но — таков уж был склад характера и интересов Пушкина — в том же письме, забывая личные неприятности и важные события борьбы за национальную независимость, он продолжает: "Кокошкин пишет из Ярославля, что он переводит "Федру". Читал ли ты подражание его пророку Аввакуму?" Скоро жизнь московско-нижегородской колонии наладилась; под отдаленный шум исторических событий начались обеды, ужины, балы, маскарады, и П. совсем повеселел. В начале 1813 г., побывав на короткое время в Петербурге, Пушкин снова водворился в Москве; в 1816 г. он опять ездил в Петербург — вместе с Карамзиным и кн. Вяземским — и в этот приезд был принят в члены недавно народившегося литературного общества "Арзамас". Еще раньше Пушкин вступил в масонскую ложу "Соединенных Друзей" (1810), и это дало мысль веселым арзамасцам обставить вступление нового члена в общество потешной обрядностью. Добродушный П., которому было, однако, уже 46 лет, по-видимому, не догадывался, что молодежь просто потешается над ним, — и добросовестно проделал весь церемониал. В "Арзамасе" он получил прозвище "Вот"; затем, за неудачные стихотворные опыты, присланные на суд "Арзамаса", был, переименован в "Вотрушку", чем был крайне разобижен. Впоследствии, однако, честь его была восстановлена, он получил имя "Вот я вас опять!" и звание старосты "Арзамаса". Об этом он с восторгом рассказывал всем знакомым, разъезжая по московским гостиным. Веселая, беззаботная жизнь, какую Пушкин вел до конца своей жизни, привела к тому, что в последние годы жизни он очень нуждался в средствах и страдал подагрой, лишавшей его возможности вести прежний образ жизни. Он умер в Москве 23-го августа 1830 года. Хоронить его (в Донском монастыре) собрались многие литераторы, в том числе И. И. Дмитриев и илемянник А. С. Пушкин, бывший тогда в Москве.

Начало литературной деятельности В. Л. Пушкина относитея еще к екатерининскому времени. Первое печатное стихотворение его появилось в 1793 г. — в "С.-Петербургском Меркурие" Крылова и Клушина. Затем он сотрудничал в "Приятном и полезном препровождении времени" Подшивалова и Сохацкого, "Аонидах" и "Вестнике Европы" Карамзина, потом в "Трудах Общества Любителей Российской Словесности", "Дамском Журнале" и многих других изданиях. Его симпатии в области литературного стиля определились очень рано, и он, не колеблясь, стал на сторону Карамзина, Дмитриева и их школы, проводившей тогда реформу литературной речи. Литературное наследие П. к количественном отношении довольно значительно; он писал в различных жанрах: сказки, басни, эпиграммы, элегии, сатиры, послания, анакреонтические стихотворения, наконец — повесть в стихах. Любопытно, однако, что до нас не дошло ни одного драматического произведения Пушкина, этого страстного театрала. Большинство произведений нашего поэта — не оригинальны: это или подражания, или переделки и переводы из иностранных писателей; он много переводил из Горация, Лафонтена, Флориана; также — из Буасара, Вольтера, Парни, Мильвуа, Арно, Обера, Томсона, Оссиана, Тибулла, Катулла, Петрарки и других. В этом обилии имен сказалось знание иностранных языков, но также и некоторая литературная беспринципность Пушкина. По своим теоретическим взглядам он был, собственно, классик, как и его авторитет — И. И. Дмитриев; об этом П. заявлял и печатно. В вопросах литературного стиля он был карамзинист. Новые литературные течения уже не затрогивали его глубоко; но он был чуток ко всяким новинкам и модам и поэтому переводил Оссиана, когда в русской литературе обозначились преромантические веяния, и подражал Байрону, когда тот становился "властителем дум" молодого поколения александровского времени. Современники — друзья П. — как-то двойствснно относились к его литературной деятельности. Он стоял в самых близких личных отношениях с такими корифеями, как Александр Пушкин, Жуковский, Батюшков, Вяземский; это был "свой человек" в тесном кругу арзамасцев, и блеск их литературной славы отражался на его имени и мог скрывать от сторонних наблюдателей некоторые изъяны его поэтической деятельности. Сами арзамасцы поддерживали Пушкина в его выступлениях против литературных староверов и готовы были защищать его от нападений литературных врагов. Но в своем кругу арзамасцы не прочь были потешиться над легкомыслием Пушкина, над его страстью читать всюду свои стихи, над бессодержательностью его произведений. Воейков в своем "Парнасском адрес-календаре" определил место службы Пушкина: "при водяной коммуникации". Жуковский в своем послании к нашему писателю откровенно заявлял:

...Кажется, что ты подчас многоречист,

Что стихотворный жар твой мог бы быть живее,

A выражения короче и сильнее.

Еще же есть и то, что ты, мой друг, подчас

Предмет свой забываешь.

Однако, тот же Жуковский, и в том же послании, говорит:

Послушай, Пушкин-друг, твой слог отменно чист;

Грамматика тебя угодником считает,

И никогда твой слог не ковыляет.

И это было также справедливо. У П. был замечательный версификаторский дар. Даже в самых ранних произведениях стих его является гибким и звучным. Правда, в последующей литературной деятельности мы не замечаем у Пушкина непрерывного совершенствования; напротив, в позднейшее время, когда пушкинская плеяда овладела граненым и блещущим стихом, стареющий Василий Львович уже писал все бледнее и бледнее. Но в начале 1810-х годов, к которым относится расцвет его деятельности, Пушкин играл весьма видную роль в выработке литературной речи. Именно, в стилистическом отношении замечательно одно произведение В. Л. Пушкина, содержание коего делает его, однако, совершенно неприличным в печати; оно написано в 1811 году: "Опасный сосед". Это произведение быстро разошлось в рукописях; о нем упоминали в своих стихах Александр Пушкин и другие; имя его главного героя, кутилы и скандалиста Буянова стало надолго крылатым словом. Тот же колкий Воейков отметил в "Парнасском календаре", что Василий Львович "имеет в петлице листочек лавра с надписью: "За Буянова". Сам автор считал "Опасного соседа" "лучшим и удачнейшим из своих стихотворений". Даже такой мастер стиха и тонкий ценитель поэзии, как Батюшков, писал об "Опасном соседе" Н. И. Гнедичу в 1811 году: "Теперь посылаю тебе Пушкина сатиру... Стихи прекрасны. Вообще ход пиесы и характеры выдержаны от начала до конца. Вот стихи! Какая быстрота! Какое движение!".

Кроме стилистических достоинств, в литературной деятельности Пушкина была еще одна положительная сторона. В период борьбы шишковистов с карамзинистами он выступил одним из самых смелых партизанов литературной реформы. Во многих своих произведе ниях (в том числе и в "Опасном соседе") наш карамзинист больно за девал словесников-староверов. Мет ко изображая фанатическое пристрастие шишковской Беседы, этого "собора безграмотных славян", к славянщине, Пушкин удачно формулирует принципы новой школы. В послании к В. А. Жусовскому (1810) он говорит:

Славянские слова таланта не дают,

И на Парнас они поэта не ведут.

Защищая необходимость для литератора широко изучать классические и западно-европейские литературы, Пушкин протестует против литературного национализма и исключительности:

В чем уверяют нас Паскаль и Боссюэт,

В Синопсисе того, в Степенной Книге нет.

Отечество люблю, язык я русский знаю,

Но Тредьяковского с Расином не равняю.

Обличая своеобразный фетишизм слов, столь заметный у Шишкова, сатирик требует от поэзии содержательности, идейности, чего можно достигнуть только при том условии, если писатель — образованный человек.

Творенье без идей мою волнует кровь.

Слов много затвердить не есть еще ученье:

Нам нужны не слова, нам нужно просвещенье.

В послании к Д. В. Дашкову (1811) — самому даровитому антогонисту Шишкова — Василий Львович обличает и другую черту "беседчиков" — их склонность и готовность обвинять в религиозной и политической неблагонадежности всех инакомыслящих.

Кто пишет правильно и не варяжским слогом —

Не любит русских тот и виноват пред Богом! —

так формулирует Пушкин обычные нападки шишковистов и ловко парирует их:

В предубеждениях нет святости ни мало:

Она мертвит наш ум и — варварства начало.

Ученым быть не грех, но грех во тьме ходить.

Невежда может ли отечество любить?

Не тот к стране родной усердие питает,

Кто хвалит все свое, чужое презирает;

Кто слезы льет о том, что мы не в бородах,

И, бедный мыслями, псчется о словах!

Но тот, кто, следуя похвальному внушенью,

Чтит дарования, стремится к просвещенью.

Светобоязнь шишковистов Пушкин осмеял также в басне "Сычи" (1812). Во время солнечного затмения сычи вообразили, что "светильник пагубный не существует боле", и что наступило царство тьмы; но вновь воссиявшее солнце посрамило мракобесов:

Как солнца светлого лучи,

Сияют дар, ученье.

Невежество — умов затменье,

Невежды-авторы — сычи.

Свою заслугу в борьбе с литературными старообрядцами сознавал и сам Василий Львович. Когда арзамасцы вздумали вышутить присланные на их суд стихи Пушкина, он отвечал им упреком:

Вы вспомните о том, что первый, может быть,

Осмелился глупцам я правду говорить;

Осмелился сказать хорошими стихами,

Что автор без идей, трудяся над словами,

Останется всегда невеждой и глупцом.

Остается сказать несколько слов об отношениях В. Л. Пушкина к его знаменитому племяннику, Александру Сергеевичу. Отношения эти не всегда правильно изображались в литературе. Существовало, напр., мнение, что Василий Львович долго не мог угадать высокого дарования племянника и относился к его литературным работам пренебрежительно; будто бы к Александру Сергеевичу относится известный стих Василия Львовича о юном поэте: "Пятнадцать лет, не более того? — Так розгами его!" — и будто бы племянник отомстил дяде, изобразив его бездарным семинаристом, которого Феб приказывает "поставить в палки". М. Н. Лонгинов давно уже и основательно опроверг эту легенду ("Русск. Архив" 1863); но она вновь повторялась позднее ("Историч. Вестник" 1882). С другой стороны, поэтическое влияние дяди на племянника слишком преувеличивалось (проф. М. Г. Халанский, П. Смирновский). В судьбе юноши-племянника Василий Львович, несомненно, имел некоторое влияние. Еще мальчиком Александр Сергеевич перезнакомился в доме своего отца со многими литераторами, которых привлекал туда Василий Львович. Богатая библиотека дяди была также, конечно, к услугам племянника. Определять мальчика в Лицей возил тот же Василий Львович. Поэтический гений племянника дядя оценил очень рано, — быть может, один из первых. Еще в 1815 г. он писал Макарову: "Mon cher, ты знаешь, что я люблю Александра; он поэт, поэт в душе; mais je ne sais pas, il est encore trop jeune, trop libre". В 1816 г. он пишет самому Александру Сергеевичу: "Мы от тебя многого ожидаем" и называет его своим "братом по Аполлону". Племянник отвечал дяде подобными же признаниями. В 1817 г. он писал Василию Львовичу послание:

Тебе, о Нестор Арзамаса,

В боях воспитанный поэт,

Опасный для певцов сосед

На страшной высоте Парнаса,

Защитник вкуса, грозный Вот!