Большая биографическая энциклопедия - щелкалов василий яковлевич

— влиятельный ближний или думный дьяк и печатник при Иоанне ІV, Феодоре Иоанновиче и Борисе Годунове, впоследствии окольничий, младший брат Андрея Щ. Так же как и брат, несмотря на свою неродовитость, достиг выдающегося влияния на ход государственных дел, особенно на сношения с иноземными державами. О первых годах его деятельности известия весьма скудны; начав службу, вероятнее всего, подьячим в одном из многочисленных приказов, он после сидел дьяком в Стрелецком приказе, а одно время управлял Разбойной избой. В 1566 г. он участвовал на земском соборе, который был созван Иоанном для решения вопроса о том, продолжать ли Ливонскую войну, или заключить мир. Когда было решено прекратить военные действия и разменяться пленными, Щ. подписал это определение, а в январе следующего 1567 года он вместе с Федором Ивановичем Колычевым и Григорием Ивановичем Нагим ездил к литовской границе для размена находившегося в русском плену полоцкого воеводы Довойны на князя Василия Ивановича Темкина. Уже в конце 60-х годов XVI в. Щ. играл видную роль, что ясно, например, из того, что в 1568 г. он вместе с братом был награжден "за бесчестье" вотчиной Ивана Висковатого, а в 1571 г. ему единолично было присуждено, так же "за бесчестье", сельцо Михайловское с деревнями. С 1570 г. Щ. начал управлять Разрядным приказом, одной из наиболее важных четвертей, и во главе его оставался, по-видимому, до 1575 г., когда его сменил Андрей Шерефединов. Bo время третьей свадьбы Иоанна в 1571 г. Щ. было велено "списки (свадебные) носити и раздавати по приказом". В том же году он показан также "дьяком введенным", а в следующем в числе дьяков из "земщины"; около этого же времени, вскоре после подписания поручной грамоты 1571 г., он стал помощником брата по управлению Посольским приказом, ведавшим, главным образом, дипломатические сношения с иностранными государствами. Однако в приемах послов Щ. начал участвовать значительно раньше; так, например, уже 6 мая 1560 г. он был послан навстречу к нагайскому мирзе Акболтаю. Но до 1571 г. имя его при приемах встречается лишь как исключение, с этого же времени он участвует почти во всех приемах послов и переговорах с ними, играя чаще всего при брате подчиненную роль, но иногда действуя и самостоятельно. Вот, например, краткий перечень фактов, характеризующих его деятельность в этом смысле, до того момента, когда он стал думным дьяком. 4 февраля 1571 г. вместе с братом он принимал и "вспрашивал" в Посольской палате турецкого посла Бустана Чилибея; 22 июня того же года самостоятельно принимал датского посла Элиаса Эйзенберга, брал у него вручительные грамоты и пятью днями позже давал ему ответ; в эстонскую войну 1572—1573 гг. сопровождал государя в Новгород, а оттуда вместе с передвижениями войск — в Нарву и Эстонию; 13 июня с братом вел переговоры с цесарским послом Магнусом перед приемом его государем; около того же времени участвовал при приеме литовского посла Гарабурды, приехавшего для переговоров относительно условий, на каких Иоанн согласился бы принять литовско-польскую корону; 28 января 1574 г. принимал и царю представлял в селе Братошине датского посла; в этом же году ему вместе с братом и другими лицами было поручено произвести расследование дела о Скобелицыне, который, будучи отослан в качестве посла к императору Максимилиану, вел себя при переговорах грубо и бестактно; 3 декабря 1574 г., по государеву приказу, Щ. отсылал приставов в Тверь для встречи послов; в июне 1577 г. принимал шведского посла; государь в то время находился в Новгороде и "у себя тому свейскому гончину быти не велел, потомучто он латыш молодой человек. А велел отпустити его дьяком Василею Щелкалову да Ондрею Шерефединову и грамоту велел ему дати и отпустити его велел из Новагорода (где в это время находился и Щ.) в Орешек, а из Орешка в Выбор часа того"; 8 декабря 1577 г. он участвовал в приеме крымских гонцов Халил-Чилибея "с товарыщи" и вскоре после этого с братом давал им "ответной список"; в 1578 г. в декабре принимал нагайского посла Уразу "с товарыщи" в Посольской избе, вел с ними переговоры, а через месяц давал им ответ. По-видимому, Щ. и по выходе из Разряда не прекращал с ним связи; под 1576 г. упоминается, что он сопровождал государя в ливонский поход "с разрядом", т. е. с канцелярией этого приказа; около этого же времени он с Иваном Федоровичем Мстиславским выслушивал челобитную путивльцев и рылян об удовлетворении их денежным жалованием и постановил "поместным детем боярским отказать до 88 (1580) г., а беспоместным дать им государево жалованье по государеву указу".

Начиная приблизительно с 1579 г., Щ. становится думным разрядным дьяком. Так же как и брату, звание думного дьяка ему было дано впервые в русской истории, хотя функции, связанные с этим званием, исполнялись, по-видимому, и раньше простыми дьяками. С этого времени он нередко начинает принимать участие в разбирательстве местнических тяжеб. Однако назначение его думным дьяком, т. е. докладчиком в государевой думе по всем делам Разрядного приказа, нисколько не помешало ему продолжать свою деятельность и в Посольской четверти. За последующие годы его имя вновь сплошь и рядом встречается при приемах послов и переговорах с ними, хотя возможно, что теперь он участвовал уже не как посольский дьяк, а именно как думный разрядный. Во всяком случае, при его деятельном участии велись переговоры с нагайскими послами Ишбулатом (1581 г., 19 августа) и Байкешем Тимеевым "с товарыщи" (28 того же месяца), с польскими послами в 1584 г. и турецким послом, приехавшим с целью просить выдачи султану сына крымского хана Мурата (1585 г.).

Вступление на престол Федора Иоанновича и всевозраставшее влияние Бориса Годунова не только не пошатнули положения Щ., но даже упрочили его. Он считался одним из ближайших друзей Бориса и пользовался его расположением. В 1587 г., после смерти Батория, Щ. со Степаном Васильевичем Годуновым и князем Федором Михайловичем Троекуровым ездил в Варшаву для ведения переговоров первостепенной важности с польским сеймом; послы были уполномочены представить выборным от сейма формулированные в 10 пунктах условия, на которых царь Федор согласился бы принять польско-литовскую корону. 4 августа русские уполномоченные "с великой честью" и большой пышностью были приняты в "Рыцарском коле", где они изложили предложения царя Федора. Переговоры с 15 избранными сеймом польскими представителями, однако, вскоре оборвались, так как со стороны сейма были выставлены совершенно неприемлемые условия, как, например, переход царя в католичество; хотя они после и возобновились в Каменце, но за избранием Сигизмунда на престол вновь были прекращены; единственным результатом этой миссии, на которую возлагались очень широкие надежды, было заключение между Россией и Литвой 15-летнего мира. 2 июня 1591 г. Щ. читал в думе результаты расследования князем Шуйским обстоятельств убиения царевича Димитрия.

К интригам против Годунова и к замыслам возвести на престол по смерти Феодора Иоанновича кого-нибудь из иноземных властителей Щ., кажется, совсем не был причастен, по крайней мере в середине 90-х годов XVI в. В то время как его могущественного брата за такие замыслы постигла опала, Василий Щ. не только не разделил его участи, но даже сменил брата в должности, получив звание думного посольского дьяка (1594 г.); его же бывшее звание перешло к дьяку Сапуну Аврамову; в 1596 г. он становится наконец печатником думы, продолжая управлять в то же время и Посольским приказом. После опалы брата он уже единолично вел все дела по сношениям Московского государства с иностранными державами. Именем его за это время пестрят все старинные акты Посольского приказа; так, например, 22 мая 1597 г. он в присутствии Федора Иоанновича, многочисленных бояр и вельмож принимал пышное посольство цезаря, с бургграфом Авраамом Донавским во главе. Думным посольским дьяком он был до середины 1601 г. Еще в мае этого года при приеме цесарского посланника Михаила Шеля он говорил речь, а под 6 июня значится, что на его месте в Посольском приказе сидит уже Афанасий Власьев. Несмотря на предыдущую дружбу с Борисом и заключенную с ним " крестоклятвенную клятву", Щ. все же попал в опалу, хотя она была мягкой формы и сопровождалась простым удалением от дел. Причины ее остаются совершенно невыясненными. Возможно, что она, как предполагает С. Ф. Платонов, стояла в непосредственной связи с опалой семьи Романовых, которых Борис обвинял в том, что они хотели "царство достати ведовством и кореньями". Но более вероятно, что причина эта заключается в поведении Щ. в момент, предшествовавший избранию Бориса на царство. Когда в феврале 1598 г. распространилась весть о пострижении царицы Ирины, Щ. убеждал бояр и собравшуюся в Кремль толпу целовать крест не Борису, а боярской думе; 1 августа 1598 г. он, во всяком случае, подписал грамоту на избрание Бориса, но вполне вероятно, что последний, когда достиг упрочения власти и стал мстить своим врагам, вспомнил при этом и уговоры Щ.

В "самовольстве", искажении росписей родословных людей, влиянии на местнический распорядок и произвольном составлении списков административных назначений Василий Щ. во время своего многолетнего дьячества был повинен не менее, если не более, своего брата. Разряд свадьбы короля Арцымагнуса он, несомненно, подделал, назвав в числе сидевших за столом двух князей, а затем, пропустивши остальных бояр, поставил самого себя, между тем как, когда обиженные бояре, спустя долгое время, призвали его к ответу, оказалось, что он на этой свадьбе совсем не присутствовал, в чем и сознался. Точно так же в 1599 г. была обнаружена невместная грамота, самовольно данная Щ. "не по делу" князю Ивану Долгорукову на Ивана Дмитриевича Плещеева в 1585 г. Дело дошло до царя Федора, и когда последний велел его расследовать, Щ., "смотря в государевы грамоты, сказал, что та грамота подпись рука его, а такой было невместные грамоты Ивану Долгоруково на Ивана Плещеева не довелось дати, не что будет тое государеву грамоту поднес которой подьячей во многих делех, и он тое грамоту подписал за неведы". И бояре "приговорили тое грамоту отставить, потому что та грамота не в грамоту". Выносил он родственников и других лиц "по дружбе дружачи" в люди. Но и он, подобно брату, ни разу, кажется, не пострадал за свои злоупотребления по службе, по крайней мере об этом нигде ничего не упоминается. Вместе с братом он так же разделял нелюбовь к себе англичан, в свою очередь платя им тем же, хотя при возвышении Бориса, который слыл за сторонника торговых привилегий английских купцов в Московском государстве, Щ. принужден был несколько умерить свое резкое отношение к ним. Любопытен приведенный у Карамзина рассказ о том, как Щ. расспрашивал присланного Елизаветой к Борису английского доктора Виллиса: "есть ли у него (доктора) книги и лекарства, каким правилам следует и на пульсе ли основывает свои суждения или на состоянии жидкостей в теле". И когда Виллис ответил, что книги он оставил в Любеке, лекарства же должны изготовляться "оптекарями", а для лечения одинаково важны как пульс, так и "состояние жидкостей", то Щ. остался неудовлетворенным, в результате чего Виллис был отпущен на все четыре стороны.

Опала Щ. продолжалась до самой смерти Годунова. Лжедимитрий, который почему-то видел в Щ. мнимого спасителя от убийц Бориса, вызвал его ко двору и пожаловал окольничеством, хотя какой-либо выдающейся роли он уже не играл. В "Шереметевском боярском списке" сохранились указания, что в звании окольничего Щ. оставался и при Василии Шуйском. Незадолго до смерти, а именно в сентябре 1610 г., ему была дана жалованная грамота, в которой писалось: "Василею Яковлевичу Щелкалову и сыну его Ивану дано привилей на поместье в Мещерском уезде в Недоходове стану, село Дубровку и село Рожественку с деревнями и с починки, и на отчизну в Дорогобужском уезде село Громово с деревнями и с починки". Умер Щ. в конце 1610 г. или в начале 1611 года.