Краткие содержания произведений - андрей белый - серебряный голубь

вовсе черен.В храме — запах ладана, перемешанный с запахом молодых берез, мужицкогопота и смазных сапог. Дарьяльский приготовился слушать службу — и вдруг увидел:

пристально смотрит на него баба в красном платке, лицо безбровое, белое, все в рябинах.

Рябая баба, ястреб оборотнем проникает в его душу, тихим смехом и сладким покоем входитв сердце… Из церкви все уже вышли. Баба в красном платке выходит, за ней столярКудеяров. Странно так взглянул на Дарьяльского, маняще и холодно, и пошел с бабой рябой,

работницей своей. В глубине лога прячется изба Митрия Мироновича Кудеярова, столяра. Мебельон делает, и из Лихова, и из Москвы заказывают у него. Днем работает, по вечерамк попу Вуколу ходит — начитан столяр в писании, — а по ночам странный светсквозь ставни избы кудеяровской идет — то ли молится, то ли с работницей своейМатреной милуется столяр, и гости-странники по тропинкам протоптанным в дом столяраприходят…Не зря, видно, ночами молились Кудеяр и Матрена, благословил их господьстать во главе новой веры, голубиной, тоись, духовной, — почему и называлось согласиеихнее согласием Голубя. И уже объявилась верная братия по окрестным селам и в городеЛихове, в доме богатейшего мукомола Луки Силыча Еропегина, но до поры не открывал себяголубям Кудеяр. Вера голубиная должна была явить себя В некоем таинстве, духовное дитя должнобыло народиться на свет. Но для того надобен был человек, который был в силах принятьна себя свершение таинств сих. И выбор Кудеяра пал на Дарьяльского. В Духов день вместес нищим Абрамом, вестником лиховских голубей, пришел Кудеяр в Лихов, в дом купца Еропегина,

к жене его Фекле Матвеевне. Сам-то Лука Силыч два дня находился в отъездеи не ведал, что дом его превратился в приход голубиный, только чувствовал, неладноечто-то в доме, шорохи, шептания поселились в нем, да Пусто ему становилось от видаФеклы Матвеевны, дебелой бабы, «тетехи-лепехи». Чах он в доме и слаб становился,

и снадобье, которое тайно подсыпала ему в чай жена по научению столяра, видно,

не помогало.К полуночи собралась голубиная братия в бане, Фекла Матвеевна,

Аннушка-голубятня, её экономка, старушки лиховские, мещане, медик Сухоруков. Стены березовымиветками украшены, стол покрыт бирюзовым атласом с красным нашитым посредине бархатным сердцем,

терзаемым серебряным бисерным голубем, — ястребиный у голубя вышел в рукоделии томклюв; над оловянными светильниками сиял водруженный тяжелый серебряный голубь. Почитает столярмолитвы, обернется, прострет руки над прибранным столом, закружится в хороводе братия, оживетна древке голубь, загулькает, слетит на стол, цапает коготками атлас и клюетизюминки…День провел в Целебееве Дарьяльский. Ночью через лес возвращаетсяон в Гутолево, плутает, блуждает, охваченный страхами ночными, и будто видит перед собойглаза волчьи, зовущие косые глаза Матрены, ведьмы рябой. «Катя, ясная моя Катя», —бормочет он, бежит от наваждения.Целую ночь ждала Дарьяльского Катя, пепельные локоныспадают на бледное личико, явственно обозначились синие круги под глазами. И стараябаронесса замкнулась в гордом молчании, рассержена на внучку. В молчании пьют чай, старыйлакей Евсеич прислуживает. А Дарьяльский входит легкий и спокойный, будто и не быловчерашнего и пригрезились беды. Но обманчива эта легкость, проснется взрытая взглядом бабыгулящей душевная глубина, утянет в бездну; разыграются страсти…Тройка, будто черныйбольшой, бубенцами расцвеченный куст, бешено выметнулась из лозин и замерла у крыльцабаронессиного дома. Генерал Чижиков — тот, что комиссионерствует для купцов и о компоговаривают, будто не Чижиков он, а агент третьего отделения Матвей Чижов, —и Лука Силыч Еропегин пожаловали к баронессе. «Зачем это гости приехали», — думаетДарьяльский, глядит в окно, — еще одна фигурка приближается, нелепое существо в серойфетровой шляпе на маленькой, словно приплюснутой головке. Однокашник его Семен Чухолка, всегдапоявлялся он в дурные для Дарьяльского дни. Еропегин баронессе векселя предъявляет, говорит,

что не стоят больше ничего ценные её бумаги, уплаты требует. Разорена баронесса. Вдруг странноесущество с совиным носиком вырастает перед ней — Чухолка. «Вон!» — кричитбаронесса, но в дверях уже Катя, и Дарьяльский в гневе подступает… Пощечина звонкощелкнула в воздухе, разжалась баронессина рука у Петра на щеке… Казалось, провалиласьземля между этими людьми и все бросились в зияющую бездну. Прощается Дарьяльский с местомлюбимым, уже никогда здесь не ступит его нога. В Целебееве Дарьяльский, шатается, пьет, проМатрену, работницу столяра, выспрашивает. Наконец, у старого дуба дуплистого повстречалсяс ней. Взглянула глазами косыми, заходить пригласила. А к дубу уже другой человек идет.

Нищий Абрам с оловянным голубем на посохе. Рассказывает о голубях и вере голубинойДарьяльскому. «Ваш я», — отвечает Дарьяльский.Лука Силыч Еропегин возвращалсяв Лихов, домой, о прелестях Аннушки, экономки своей, мечтал. Стоял на перроне, посматривалвсе он искоса на пожилого господина, сухого, поджарого, — спина стройная, прямая, каку юноши. В поезде представился ему господин, Павел Павлович Тодрабе-Граабен, сенатор,

по делу сестры своей, баронессы Граабен, приехал. Как ни юлит Лука Силыч, понимает,

с сенатором ему не сладить и баронессиных денег не видать. К дому подходит хмурый,

а ворота заперты. Видит Еропегин: неладно в доме. Жену, которая к целебеевской попадьехотела поехать, отпустил, сам комнаты обошел да в женином сундуке предметы голубиных раденийобнаружил: сосуды, длинные, до полу, рубахи, кусок атласу с терзающим сердце серебрянымголубем. Аннушка-голубятня входит, обнимает нежно, ночью обещает все рассказать. А ночью зельеподмешала ему в рюмку, хватил удар Еропегина, речи лишился он.Катя с Евсеичем письма шлетв Целебеево, — скрывается Дарьяльский; Шмидт, в своей даче живущий среди книгфилософических, по астрологии и каббале, по тайной премудрости, смотрит гороскопДарьяльского, говорит, что ему грозит беда; Павел Павлович от бездны азиатской зовет назад,

на запад, в Гуголево, — Дарьяльский отвечает, что идет на Восток. Все время проводитс бабой рябой Матреной, все ближе становятся они. Как взглянет на Матрену Дарьяльский —ведьма она, но глаза ясные, глубокие, синие. Уезжавший из дома столяр вернулся, засталлюбовников. Раздосадован он, что сошлись они без него, а пуще злится, что крепко влюбиласьМатрена в Дарьяльского. Положит руку на грудь Матрены, и луч золотой входит в её сердце,

и плетет столяр золотую кудель. Запутались в золотой паутине Матрена и Дарьяльский,

не вырваться из нее…Помощником работает Дарьяльский у Кудеяра, в избекудеяровской любятся они с Матреной и молятся со столяром ночами. И будто из техдуховных песнопений дитя рождается, оборачивается голубем, ястребом бросается на Дарьяльскогои грудь рвет ему… Тяжело становится у Дарьяльского на душе, задумываетсяон, вспоминает слова Парацельса, что опытный магнетизер может использовать людские любовныесилы для своих целей. А к столяру гость приехал, медник Сухоруков из Лихова. Во времямолений все казалось Дарьяльскому, что трое их, но кто-то четвертый вместе с ними.

Увидел Сухорукова, понял: он четвертый и есть.В чайной шушукаются Сухоруковсо столяром. Это медник зелье Аннушке для Еропегина принес. Столяр жалуется, что слаб оказалсяДарьяльский, а отпускать его нельзя. А Дарьяльский с Евсеичем разговаривает, коситсяна медника и столяра, прислушивается к шепоту их, решает ехать в Москву.На другойдень едет Дарьяльский с Сухоруковым в Лихов. Следит за медником, сжимает Дарьяльскийв руке трость и ощупывает бульдог в кармане. Сзади на дрожках кто-то скачетза ними, и Дарьяльский гонит телегу. На поезд московский он опаздывает, в гостиницемест нет. В кромешной тьме ночной сталкивается с медником и идет ночеватьв еропегинский дом. Немощный старик Еропегин, силящийся все что-то сказать, кажется емусамой смертью, Аннушка-голубятня говорит, что будет спать он во флигеле, проводит егов баню и закрывает дверь на ключ. Спохватывается Дарьяльский, а пальто с бульдогомв доме оставил. И вот топчутся у дверей четверо мужиков и ждут чего-то, посколькубыли они людьми. «Входите же!» — кричит Дарьяльский, и они вошли, ослепительный ударсбил Дарьяльского. Слышались вздохи четырех сутулых сросшихся спин над каким-то предметом;

потом явственный такой будто хруст продавленной груди, и стало тихо…Одежду сняли, телово что-то завернули и понесли. «Женщина с распущенными волосами шла впередис изображением голубя в руках».

См. также:

Александр Куприн Поединок, Ильф И, Петров Е Золотой Теленок, И С Тургенев Записки Охотника, Алексей Арбузов Иркутская История, Виктор Астафьев Прокляты И Убиты, Дино Буццати Татарская Пустыня