Краткие содержания произведений - ихара сайкаку - пять женщин предавшихся любви

с младых ногтей вступивший на путь любовных утех. Городские модницы одолевали его своимичувствами, одних амулетов с клятвами накопилось у него с тысячу связок, пряди черныхженских волос сплелись в большой жгут, любовные записочки громоздились горой, а дареныенакидки с иероглифами ненадеванные грудой валялись на полу. Надоели дары Сэйдзюро,

и свалил он их в кладовку, а на дверях написал: «Кладовая любви». Сблизилсяон с гетерой по имени Минагава и с нею вместе весело прожигал жизнь: днем закрывалиставни и зажигали лампы, устраивали в своем доме «страну вечной ночи», приглашалипридворных шутов и забавлялись их шутками и ужимками, распевали непристойные куплетына мотив буддийских заклинаний, заставляли обнажаться гетер и смеялись над их смущением.

За такое легкомыслие следовало ожидать и расплаты. Нежданно-негаданно нагрянул отецСэйдзюро и, увидев, что творит его сын, страшно разгневался, да и в доме любви недовольныбыли поведением Минагавы. Запечалились молодые, закручинились и порешили совершить двойноесамоубийство, но Сэйдзюро вовремя оттащили и отправили в храм, а Минагававсе-таки покончила с собой. Печаль охватила всех, некоторое время надеялись, что еёспасут, но потом сказали: все кончено. Сэйдзюро, живя в храме, долго ничего не знало происшедшем, а когда прознал про смерть Минагавы, тайно бежал из храма. Он нашел приютв доме богатого Кюэмона, а так как о любви ему больше думать не хотелось, он сталпрекрасно вести дела в одном богатом поместье, и в конце концов хозяин вверил ему весьсвой капитал. У Кюэмона была шестнадцатилетняя дочь О-Нацу, уже подумывавшая о любви.

По красоте она могла сравниться со знаменитой гетерой из Симабара, которая вместо гербаносила на кимоно живого мотылька. Однажды отдал Сэйдзюро служанке перешить свой старый пояс,

та распорола, а там — десятки старых любовных писем, да таких страстных!Читала-читала их О-Нацу и влюбилась в Сэйдзюро. Она совсем потеряла голову,

её, что праздник Бон, что Новый год, что пенье кукушки, что снег на рассвете, — ничтоне радовало больше. Служанки бесконечно жалели её, а потом сами все до единой влюбилисьв Сэйдзюро. Домашняя швея уколола палец иголкой и кровью написала письмо о своей любви,

другая прислуга все время носила чай в лавку, хотя его никто там не требовал, кормилица всесовала младенца в руки Сэйдзюро. Такое внимание было ему и приятно и досадно, он всеписьма отсылал со всякими отговорками. О-Нацу тоже слала ему страстные послания,

и Сэйдзюро впал в смятение, между ними стояла невестка и зорко следила, как быне разгорелась их любовь.Весной расцветают вишни в горах, и люди с детьми и женами, разодетыми, разубранными,

спешат полюбоваться прекрасным зрелищем, да и себя показать. Откупоривались бочкис вином, в колясках сидели красавицы и прятались за занавесками, служанки пили винои плясали, скоморохи исполняли танцы в львиных масках. О-Нацу не показываласьна людях, на представление не явилась, сказалась больной и укрылась за натянутойтут же занавеской, Сэйдзюро заметил, что О-Нацу одна и проскользнул к ней боковойтропинкой. Они сжали друг другу руки и забылись от радости, только сердца трепеталисогласно. Когда же Сэйдзюро внезапно показался из-за занавески, скоморохи внезапнопрервали представление, и люди были удивлены. Но уже сгущалась вечерняя дымка, и всеразошлись, никто и не догадался, что представление было подстроено, особенно невестка —

ведь она ничего дальше своего носа не видела!Решил Сэйдзюро выкрасть ОНацу и бежать с ней в Киото, торопились они захватить лодку,

уплывающую до захода солнца. Только отплыли они в лодке, полной всякого народу — былитам и продавец, и прорицатель, и заклинатель, и оружейник, только вышли в море, какодин пассажир закричал, что оставил свой ящик с письмами в гостинице, и лодка повернуланазад, а на берегу Сэйдзюро уже ждали, схватили, связали веревками и доставилив Химэдзи. Горевал Сэйдзюро, боялся за свою жизнь и за жизнь О-Нацу опасался.

А она тем временем молилась божеству, что в Муро, о продлении дней Сэйдзюро. И вотявилось к ней ночью во сне божество и дало ей чудесное поучение: «Послушай, девчонка,

тут все меня умоляют: то дай денег, то хорошего мужа, то того убей, он мне противен,

то дай мне нос попрямей, поровней — все просьбы такие мелкие, хоть бы кто-нибудьчего другого пожелал, но и божество не все может, не над всем властно. Вотслушалась бы родителей и получила бы хорошего мужа, а так предалась любви и вон какиетеперь страдания испытываешь. Дни твои будут долгими, зато дни Сэйдзюро сочтены».А наутро оказалось, что у отца О-Нацу пропали большие деньги, обвинили во всемСэйдзюро, и принял он смерть в расцвете лет и сил. А потом уже летом перетряхивализимнее платье и нашли нежданно-негаданно те деньги.О-Нацу долго не знала о смерти Сэйдзюро, но однажды детишки принялись распеватьпод её окошком веселую песенку — и как раз о казни её милого. Рассудок у неепомутился, выбежала она на улицу и стала бегать и петь вместе с ребятишками, так чтопрямо жалость брала глядеть на нее. Прислужницы её все одна за другой тоже посходили с ума.

Придя в себя, О-Нацу сменила свое платье шестнадцатилетней на монашескую рясу,

возносила молитвы, рвала цветы и ставила их пред алтарем Будды, все ночи при светильникечитала сутры. Деньги же, найденные в платье, были пожертвованы отцом О-Нацу на поминдуши Сэйдзюро.Если нужны бочки — покупайте в Тэмма!Человеческой жизни положен предел — любви же нет предела. Был один человек, познавшийбренность нашего бытия — он изготовлял гробы. Жена у него была непохожана деревенскую женщину — кожа белая, походка легкая, будто ноги не касались земли.

Служила она с молодости служанкой в барском доме, сметлива была — и старой хозяйкемогла угодить, и молодую ублажить, так что вскоре доверили ей ключи от кладовых. Однаждык осени начали прибираться в доме, укладывать летнее платье, чистить-блистить домсверху донизу. Собрались и колодец за оградой почистить, чего только не вытащилииз него на свет божий: капустные листья с воткнутой швейной иглой, ножик, гвоздик,

заплатанный детский нагрудник, призвали бондаря поставить новые заклепки на нижний обручсруба. Стал бондарь чинить обруч, да глядь, рядом бабка возится в луже по соседствус живой ящеркой, и сказала ему бабка, что ящерка эта зовется хранительницей колодца, а еслипоймать её и сжечь в бамбуковом коленце, а пепел высыпать на голову той, которую любишь,

то и она в тебя влюбится без памяти. А любил бондарь здешнюю горничную с легкойпоступью О-Сэн. Наобещала бабка бондарю приворожить его милую, а тот и загорелся,

словно костер, наобещал ей с три короба.А в Тэмма орудовали лисы и барсуки, что наводили страх на жителей, ведь ничего нетв мире страшнее оборотней, отнимающих жизнь у людей. Одной темной ночкой озорная старуха, чтообещала окрутить горничную, прибежала к воротам дома, где служила О-Сэн, и наплелавсяких небылиц, дескать, встретила красавца, молодого, гордого, что он клялсяей в страстной любви к О-Сэн, а если та не выйдет за него, грозилсяпомереть, а после смерти всех в этом доме порешить. Тут старая хозяйка, испугавшись, молвила,

что раз так, а такая тайная любовь — не редкость на белом свете, то пустьуж берет О-Сэн, если он человек порядочный, может прокормить жену и в азартныеигры не играет. Да и бабка, улучив момент, напела О-Сэн про молодого красавца, чтопроходу ей не дает, все просит сосватать, и та, не вытерпев, просила бабку устроитьсвидание. Порешили на том, что отправятся в одиннадцатый день на богомольев Исэ, а по дороге…Наступила пора цветения вьюнков, хозяйка приказала подготовить все к любованию ими ранопоутру: постелила О-Сэн в саду ковры, на них сиденья особые установила, поставилачайники с чаем и рисовые пирожки в коробках, приготовила накидки, пояса широкие атласные,

сделала барыне прическу, проверила — нет ли у слуг заплат на одежде, — ведьиз соседних домов тоже придут любоваться цветением. О-Сэн тем временем отправиласьна богомолье с бабкой, да ещё за ними увязался работник из дома, который давно имелвиды на горничную. По дороге, как и было договорено, к ним присоединился бондарь,

и все бы хорошо, но увязавшийся работник был совсем некстати. На ночь устроилисьв гостинице. Хотели было О-Сэн и бондарь перемолвиться о сердечных делах,

а работник настороже, не спит, разговоры заводит, бондарь же как на грех всегоприпас — и гвоздичного масла в раковине, и бумажных салфеток, да только ничегоне вышло. Всю ночь строили они друг другу рогатки любви, да оба не добились толку.

Уселись они поутру вчетвером на одну лошадь и отправились в храмы, да только о храмахникто не думает: то работник ущипнет О-Сэн за пальчик, то бондарь её —

за бочок, да все тайком да тишком. Но в городе работник зашел к приятелю, тут делои сладилось, свела бабка О-Сэн с бондарем в лавке у поставщика завтраков бэнто.

Вернулся работник в гостиницу, а О-Сэн с бабкой уж и след простыл.Вернулись с богомолья порознь, да хозяйка все равно разгневалась, заподозрила невиновногоработника в дурном поступке и согнала с места, Но работник не прогадал, устроилсяу продавца рисом в Китахама и женился на одной из тамошних потаскушек, живет себетам, об О-Сэн и думать забыл. Что до О-Сэн, не могла она никак забытьнедолгую любовь бондаря в лавке поставщика завтраков, чахла и тосковала, чувства её пришлив смятение. Тут начались в доме неприятности: то в крышу ударила молния, то петухзакукарекал в ночи, то у большого котла вывалилось дно. Призвали хитроумную бабку,

а та возьми и скажи, что это бондарь требует к себе О-Сэн. Дошло до хозяинас хозяйкой, и те настояли, чтобы О-Сэн отдали бондарю. Справили ей платья, какиеположены замужней женщине, вычернили для красоты зубы, выбрали благоприятный день, отдалинекрашеный сундук, корзины, две накидки с хозяйских плеч, москитную сетку — словом, кучувсякого добра. И зажили они счастливо, бондарь был трудолюбив, да и О-Сэн многомунаучилась, ткала материю в полоску и красила её фиолетовой краской. И очень любовноухаживала за мужем, зимой согревала ему пищу, летом обмахивала веером. Родилось у них двоедетей. И все-таки женщины — непостоянный народ, посмотрят пьеску из тех, чтоставят в Дотонбори, и все принимают за чистую монету. Расцветут вишни, распуститсяглициния, глядь, а она уж гуляет с каким-нибудь красавцем, про бережливость забыла,

на мужа смотрит свирепо. Нет, в знатных семьях такого не бывает, уж там-то женщинывсегда верны мужьям до самой смерти… хотя и там изредка случается грех, и там женщинызаводят себе любовников на стороне. А ведь всегда опасаться нужно ложного пути.Однажды в доме бывшей хозяйки О-Сэн справлялись пышные поминки, все соседки явилисьподсобить, да и О-Сэн пришла, она ведь искусница была по хозяйству. Принялась онакрасиво выкладывать на большом блюде пироги и хурму, а тут хозяин стал доставатьс верхней полки посуду, да и уронил на голову О-Сэн, прическа еёи растрепалась, увидела это хозяйка, взревновала, говорит, прически просто такне разваливаются. Рассердилась О-Сэн на хозяйку за такую напраслину и решилаотомстить: и вправду завлечь хозяина, натянуть нос хозяйке. Зазвала она хозяина к себе ночью,

бондарь крепко спал, светильник у него давно погас, но, услышав шепот, проснулся и бросилсяна любовников. Хозяин бросился бежать в чем мать родила, а О-Сэн — чтоей было делать, как уйти от позора: взяла она стамеску и проткнула себе грудь, её мертвоетело было выставлено на позор. Сложили о ней разные песни, и имя её стало известно далекопо всей стране вплоть до самых далеких провинций. Да, не избежать человеку возмездияза дурные дела.Лучшие календари составляются в столице!Первый день новой луны 1628 г. — день счастливой кисти. Все записанное в этот деньпринесет удачу, а второй день — день женшины, с древности постигают в этот день наукустрасти. Жила в ту пору красавица, жена составителя календарей, обликом она была прекрасна,

как первые вишни, что вот-вот расцветут, губы напоминали алые клены в горах осенью, бровимогли поспорить с лунным серпом. Немало сложено было о ней песен, в столице много быломодниц, но никто не мог с ней сравниться. На всех перекрестках столицы толькои разговоров было, что о четырех королях — компании молодых повес, сыновей богатыхродителей. Целыми днями развлекались они, предаваясь любви, не пропуская ни одного дня,

рассвет встречали с гейшами в Симабара — веселом квартале, вечером веселилисьс актерами, им что с мужчинами, что с женщинами — все равно! Однажды сидели онив ресторане и разглядывали проходящих мимо женщин, возвращавшихся с любования цветами.

Но порядочные дамы проплывали в носилках за занавесками, и лиц их нельзя было,

к сожалению, разглядеть. А те, что бегали мимо на своих двоих, красавицами не назовешь,

хотя и дурнушками тоже. И все же придвинули тушечницу, кисти, бумагу и принялись писать,

перечисляя все достоинства: какая шея, да нос, да что за подкладка на накидке. Вдругкакая-нибудь прехорошенькая дамочка раскроет рот, а там зуба не хватает, тут уж,

конечно, одно разочарование. Мимо снуют одна красавица за другой, вот молоденькая: нижнееплатье желтое, потом ещё одно — по лиловому белые крапинки, а верхнее из атласамышиного цвета с мелким шитьем — воробушки летят, а на лакированной шляпе шпилькии шнурки из бумажных полос, но вот незадача — на левой щеке небольшой шрамик.

Следом табачница, волосы в беспорядке, одежда неказиста, а черты лица прекрасны, строги,

и у всех повес заклубилась в груди нежность к табачнице. Следом жеманница,

разнаряженная ярко, шляпа на четырех разноцветных шнурках сдвинута так, чтобы не закрыватьлицо. «Вот она, вот она», — закричали повесы, а, глядь, за ней три няньки несутрозовощеких детей, ну и смеху тут было! Следующей была девушка на носилках лет всегочетырнадцати, красота её так бросалась в глаза, что подробно её описывать не нужно. Моднуюшляпу несут за ней слуги, а она прикрывается веткой глицинии. Сразу затмила она всехкрасоток, что увидели сегодня повесы. И сама похожа на прелестный цветок.Один придворный составитель календарей долго оставался холостым, вкус у него был весьмаразборчивый. А он хотел найти женщину и высокой души, и прекрасной внешности, обратилсяон к свахе по прозвищу Говорливая и попросил её сосватать ему в жены девушкус веткой глицинии, звали девушку О-Сан. Взяв её в жены, он не пожалел, онаоказалась образцовой хозяйкой купеческого дома, хозяйство процветало, радость в доме билаключом. А тут собрался составитель календарей в дорогу, родители О-Санзабеспокоились, справится ли дочка с хозяйством, и прислали ей на подмогу молодогопарня Моэмона, честного, за модой не гнавшегося. Как-то ожидая приближения зимы, решилМоэмон сделать себе для укрепления здоровья прижигание моксой. Самая легкая рука былау служанки Рин, приготовила Рин скрученные травинки чернобыльника и стала делать Моэмонуприжигания, а чтобы утишить боль, принялась массировать ему спину, и в этот моментзакралась в её сердце нежность к Моэмону. Но не умела служанка писать, с завистьюглядела она даже на корявые закорючки, которые выводил самый молодой слуга в доме.

О-Сан, прознав о том, предложила Рин написать за нее письмо, благо надо было ещёнесколько писем написать. Рин потихоньку переправила письмо Моэмону и получила от негодовольно бесцеремонный ответ. Задумала молодая хозяйка дома О-Сан проучить невежуи послала ему красноречивое письмо, поведав все свои печали. И вправду, послание тронулоМоэмона, он сам назначил ей свидание на пятнадцатую ночь. Тут уж все служанки принялисьнад ним хохотать, а хозяйка сама решила, переодевшись в платье Рин, сыграть роль своейслужанки. То-то будет потеха. Договорились, что служанки попрячутся по углам, ктос палкой, кто со скалкой, а на зов О-Сан выскочат с криками и накинутсяна незадачливого кавалера. Но служанки утомились от крика и суеты, и все, как одна,

уснули. Моэмон подкрался к хозяйке и, пока она спала, откинул полу её платья и прижалсяк ней. О-Сан же, проснувшись, не помнила себя от стыда, но делать было нечего,

в тайне все сохранить не удалось. И стал Моэмон наведываться к ней каждую ночь.

О-Сан завладела всеми его мыслями, он уже и не думал о служаночке. Вот так свернулнезаметно с истинного пути. Ещё в старых книгах написано: «Неисповедимы пути любви».

Нынешние модницы не тратят времени на храм, а только пытаются превзойти друг другакрасотою нарядов. О-Сато решила съездить на богомолье с Моэмоном, сели они в лодкуи поплыли по озеру Бива: «Наша жизнь ещё длится, не об этом ли говорит имя горыНагараяма — горы Долгой жизни, что видна отсюда?» Эти мысли вызывали слезы на глаза,

и рукава их увлажнились. «Как от величия столицы Сига не осталось ничего, кромепредания, так будет и с нами…» И порешили они сделать вид, что вместе утопилисьв озере, а самим скрыться в горах и вести уединенную жизнь в глухих местах. Оставилиони прощальные письма родным, приложили свои талисманы — фигурку Будды, эфес меча —

железную гарду в виде свившегося в клубок дракона с медными украшениями, сбросилии одежду, и обувь и кинули все это под прибрежной ивой. Сами же скрылись в густыхзарослях криптомерии. Люди же подумали, что они утопились, подняли плач и крик, стали искатьтела, но ничего не нашли. О-Сан и Моэмон блуждали в горах, страшно им было прижизни оказаться в числе погибших. Они сбились с пути, измучились, О-Сан так устала, чтоготовилась к смерти. Но все же после долгих блужданий по крутым горным дорогам вышлик людям, в чайной протянули хозяину золотой, но тот никогда не видел таких денеги отказался взять. Моэмон нашел далеко в горах домик своей тетки, здесь и заночевали,

О-Сан выдали за младшую сестру, долго служившую во дворце, но затосковавшую там.

Местные жители дивились красоте барышни, да и тетка прознала, что у нее водятся деньги,

и порешила выдать её за своего сына. О-Сан только плакала украдкой, ведь сын тетушкибыл очень страшен собой: роста огромного, весь в завитках, словно китайский лев,

руки-ноги, что сосновые стволы, в сверкающих глазах красные жилки, а имя ему —

Рыскающий по горам Дзэнтаро. Обрадовался он, увидев столичную штучку, и загорелсяв тот же вечер справить свадьбу. Стали готовиться к свадебной церемонии: мать собралажалкое угощение, разыскала бутылочки с вином с отбитыми горлышками, устроила жесткое ложе.

Представить невозможно горе О-Сан, смятение Моэмона! «Лучше нам было погибнутьв озере Бива!» Моэмон хотел уж было заколоться мечом, да О-Сан отговорила,

ей в голову пришел хитрый план. Напоила она сынка, а когда он уснул у неена коленях, они с Моэмоном снова бежали в горы. Бродя по дорогам, они вышли к горномухраму и уснули усталые на пороге. И во сне им было видение: явилось божество храмаи возвестило им, что куда бы они ни скрылись, возмездие настигнет их, и потому лучшеим дать монашеский обет и поселиться порознь, только тогда отрешатся они от греховныхпомыслов и вступят на Путь просветления. Но не послушались его влюбленные, решилии дальше испытывать судьбу. Отправляясь дальше по дороге, они услышали прощальные словабожества: «Все в этом мире — как песок под ветром, что свистит меж сосенкосы Хакодатэ…»О-Сан и Моэмон поселились в глухой деревне, и поначалу все шло хорошо, но затемМоэмон затосковал по столице и отправился туда, хотя никаких дел у него там не было.

Он шел мимо пруда и увидел на небе лик луны, а в воде другой — отражение, совсемкак он и О-Сан, и рукав его увлажнился от глупых слез. Добрелон до оживленных столичных улиц, долго бродил по ним, вдыхая знакомый воздух утехи радостей столичных, и услыхал ненароком разговоры о себе. Приятели хвалили егоза храбрость — соблазнил такую красотку, да ещё жену хозяина! — за это не жальи жизнью поплатиться, а другие уверяли, что он — живехонек, да только прячетсягде-то вместе с О-Сан. Услыхав про это, Моэмон бросился бежать да переулкамии дворами вышел на окраину города. Тут он увидел, как бродячие артисты показываютна улице спектакль, он остановился взглянуть. По пьесе один из героев похищалдевушку — и стало ему очень неприятно. Да тут ещё увидел он среди зрителей супругагоспожи О-Сан! Дух захватило у Моэмона, замер он, чуть не окачурился от страхаи опять бросился бежать.Однажды во время праздника хризантем в дом составителя календарей пришел бродячийторговец каштанами, он расспрашивал о хозяюшке и дивился, что в Танго видел точнотакую же госпожу, неотличимую от О-Сан. Послал составитель календарей людейв горную деревушку, схватили они любовников — и вот: вчера ещё бродили живые люди,

а сегодня всего лишь роса на месте казни в Авадагути, всего лишь сон, что приснилсяна рассвете двадцать второго дня девятого месяца… И сейчас жива о них память, помнятлюди лаже светлое платье О-Сан.Вкусна зелень в ЭдоВ городе все спешат встретить весну, на улицах суета, слепцы тянут свои песни: «Подайтегрошик слепому», меняльщики выкрикивают предложения купить, продать, обменять; торговцыраками, каштанами орут во все горло. Снуют, сбиваются с ног прохожие, хозяюшки устремляютсяв лавки: конец года — хлопотливое время. А тут пожар — волокут веши, кричат, плачути в мгновение ока большой богатый дом обращается в золу.Тогда в городе Эдо жил зеленщик Хатибэ, а у него была единственная дочь по имениО-Сити. С чем можно сравнить её, если не с цветком, то с цветущей вишней, еслине с луной, то с чистым её отражением в воде. Когда начался пожар — а было этонеподалеку от жилища зеленщика, — они, чтобы избежать несчастья, всей семьей двинулиськ храму, прибежали в храм и другие соседи, у алтаря слышался плач младенцев, передстатуей Будды валялись женские фартуки, гонг и медные тарелки приспособили вместо рукомойника.

Но даже сам Будда относился к этому снисходительно — бывают такие минуты в жизнилюдей. Среди одежды, что отдал людям настоятель, было одно мужское платье — черное,

из дорогой материи, на нем изящно вышит герб — павлония и ветка дерева гинко,

а подкладка из алого шелка. И запала в душу О-Сити эта одежда. Кто носил её? Какойизящный благородный молодой человек отрешился от мира и оставил здесь это платье?Загрустила О-Сити, представив себе этого юношу, и задумалась о быстротечности жизни.

Тут они с матерью увидели юношу, который неподалеку от них пытался вытащить из пальцазанозу, да все никак. Мать тоже пыталась, но глаза у нее уже были старые, ничегоне получилось, тогда попробовала О-Сити и сразу вытащила занозу, не хотелосьей отнимать руку у юноши, но пришлось, только потихоньку спрятала щипчики, но потомспохватилась и, вернувшись к юноше, отдала щипчики. И началось с тогоих взаимное чувство.Расспросила О-Сити людей и узнала, что имя юноши Китидзабуро, он странствующийсамурай, а по характеру человек мягкий и великодушный. Написала она ему любовное письмо,

и чувства их слились, как два потока. Терзаемые любовью, они только ждали удобного случая,

чтобы соединить изголовья. И вот в пятнадцатую ночь прибежали какие-то людис известием, что скончался один торговец рисом и надо сегодня же совершить сожжение тела.

Все служки храма, все мужчины устремились на церемонию, а тут гром, дома одни старые бабки,

что запаслись горохом, — давай спасаться от грома. О-Сити хоть и боялась грозы,

но подумала, что сегодня — единственный случай, когда можно встретиться с Китидзабуро.

К рассвету люди наконец погрузились в сон, О-Сити встала и тихо пошла к выходу,

было ещё темно. Тут проснулась старуха умэ и прошептала, что Китидзабуро спит в кельенапротив. Как она обо всем догадалась, видно, тоже шалила в молодости, подумала О-Ситии отдала старухе свой красивый лиловый пояс. Китидзабуро увидел О-Сити, задрожал всемтелом, они оба любили в первый раз, и дело не сразу пошло на лад. Но раздался ударгрома, и пролились первые капли любви. Они поклялись друг другу в вечной любви,

и тут — ах, как жаль! — наступил рассвет.Утром семья О-Сити вернулась домой, и связь влюбленных прервалась. Сильно тосковалаО-Сити, но делать было нечего. Однажды зимой в холода пришел к порогу мальчик,

бродячий торговец грибами и конскими метелками, а между тем надвигалась ночь, на дворестужа, пожалели мальчика хозяева, впустили в дом погреться, так он и уснул в сенях.

А ночью прибежали с известием, что разрешилась от беремени соседка, и хозяева, едвауспев всунуть ноги в сандалии, побежали проведывать младенца. О-Сити вышлаих проводить и взглянула случайно на спящего, да это же — Китидзабуро! ОтвелаО-Сити юношу в свою комнату, растерла-обогрела, а тут родители вернулись.

Спрятала она юношу под грудой платьев, а когда родители уснули, сели они вдвоем за ширмойи давай разговаривать, но очень страшно было, что услышат взрослые, тогда они взяли бумагуи тушь и принялись писать друг другу слова любви — и так до рассвета.Но на новую встречу не было у О-Сити никаких надежд, и тогда решилась онана преступление, вспомнив, что первое их свидание стало возможным из-за пожара,

и решилась девушка на ужасный поступок — подожгла дом: повалил дым, забегалии закричали люди, а когда пригляделись, поняли, что виновата во всем О-Сити.

Её водили по городу, выставив публике на позор, и люди толпами сбегались поглазетьна нее, никто не пожалел несчастную. Она была все так же прекрасна, потому что продолжалалюбить Китидзабуро. Перед казнью ей дали в руки ветку поздно расцветшей сливы, и она,

любуясь ей, сложила такие строки: «Печальный мир, где человек гостит! / Мы оставляем имяв мире этом / Лишь ветру, что весною прилетит… / И эта вепса ныне облетит… / О, Ветка,

опоздавшая с расцветом!.." (Перевод Е. Пинус)Только вчера была жива, а сегодня ни праха, ни пепла не осталось. Лишь ветер ерошитхвою сосен, да иной прохожий, услышав историю О-Сити, остановится да задумается.От Китидзабуро скрыли всю правду, тем более что он лежал тяжело больной. Родители покропилижертвенной водой поминальный столбик, и Китидзабуро, когда увидел его наконец через сто днейпосле смерти О-Сити, вознамерился лишить себя жизни, но настоятель храма отняли спрятал его меч, так что оставалось ему только откусить себе язык либо сунуть головув петлю, т. е. принять смерть нечестивую. Не решился на это Китидзабуро и,

наконец, с благословения настоятеля принял постриг. Так жаль было сбривать волосы такомукрасавцу, что бондза дважды отбрасывал бритву. Жаль ему было Китидзабуро даже больше, чемО-Сити в последние минуты её жизни. Принять постриг из-за любви! увы! И печаль,

и любовь — все смешалось в этом мире.Гэнгобэй был в тех местах известным красавцем, он и волосы зачесывал необычным образом,

и клинок носил у пояса непомерной длины. Да и любил он только юношей, днем и ночьюпредавался любви, а слабых длинноволосых созданий обходил стороной. Особенно любил одногоюношу красоты необычайной, так что и жизнь за него отдать не жаль было. Имя ему былоХатидзюро. Видом своим напоминал он полураскрывшиеся цветы вишни. Однажды унылой дождливойночью уединились они и предались игре на флейте, ветер заносил в окно аромат цветущейсливы, шелестел бамбук, слабо кричала ночная птица, тускло светила лампа. И вдруг юношасмертельно побледнел и дыхание его прервалось. О, ужас! прекрасный Хатидзюро скончался!Закричал, заплакал Гэнгобэй, позабыв, что свидание их было тайным. Сбежались люди, но сделатьбыло ничего нельзя: ни снадобья, ни притирания не помогли. Но что делать, предали телоюного красавца огню, затем наполнили пеплом кувшин и зарыли среди молодых трав. Обливаясьслезами, предавался отчаянию Гэнгобэй на могиле друга. Каждый день собирал он свежие цветы,

чтобы их ароматом порадовать умершего. Так, словно сон, промелькнули летние дни, подошла осень.

Вьюнок обвил ограду старого храма, и жизнь наша показалась Гэнгобэю не прочнее капелек росына лепестках вьюнка. И решил Гэнгобэй покинуть родные места, а до того от всей душидал монашеский обет.В деревнях готовились к зиме, Гэнгобэй шел по полям и видел как крестьяне запасаливалежник и тростник, выколачивали одежду — отовсюду доносился стук вальков. Там,

в полях, увидел Гэнгобэй красивого юношу, что в багряных зарослях кустарника высматривалптичек. На юноше была зеленоватая одежда, пояс — лиловый, на боку клинок с золотойгардой. Красота его была мягкая, лучащаяся, так что даже походил он на женщину. До самыхсумерек любовался он юношей, а потом вышел из тени и пообещал ему наловитьмного-много птичек. Спустив рясу с одного плеча, чтобы ловчее было, наловилон тут же множество птичек. Юноша пригласил Гэнгобэя в свое жилище, где было много книг,

сад с диковинными птицами, на стенах развешано старинное оружие. Слуги принесли богатоеугощение, а ночью обменялись они клятвами. Слишком скоро наступил рассвет, нужно былорасставаться, ведь Гэнгобэй направлялся в монастырь на богомолье. Но только вышелиз дома прекрасного юноши, как совсем позабыл о благочестивых делах, в монастыре пробылодин только день, торопливо помолился и сразу же в обратный путь. Вступив в дом юноши,

усталый Гэнгобэй погрузился в сон, но ночью был разбужен отцом красавца. Он сообщилГэнгобэю, что несчастный юноша скончался сразу после его ухода, причем до самой кончины твердило каком-то преподобном отце. Гэнгобэй погрузился в невыразимую печаль и совсемперестал дорожить своей жизнью. Он решил на этот раз непременно покончить с собой.

А ведь все, что с ним случилось, и внезапная гибель двух юношей — все это быловозмездием за прошлую жизнь, вот в чем дело!В жизни достойно сожаления то, что самые глубокие чувства и страсти так бренны, такбыстротечны, глядь, муж теряет молодую жену, мать — младенца, кажется, один только выходи есть — покончить с собой. Ан, нет, высохнут слезы и новая страсть овладеваетсердцем — вот что печально! Вдовец устремляет помыслы ко всяческим земным сокровищам,

вдовица неутешная уже благосклонно выслушивает речи свах о новом браке, даже не дожидаясьположенных тридцати пяти дней траура, потихоньку притирается, надевает яркое нижнее платье,

волосы причесывает как-то по-особенному — вот и готова невеста, а каксоблазнительна! Нет на свете существа страшнее женщины! А попытайтесь остановить еёбезумства — льет притворные слезы.В одном городке жила девушка по имени О-Ман, луна шестнадцатой ночи спряталась быв облака при виде нее, так сверкала её красота. Эта девица воспылала нежными чувствамик Гэнгобэю и одолевала его любовными посланиями, а на все брачные предложения; чтосыпались на нее, отвечала отказом. В конце концов ей пришлось притвориться больной,

да и томление любовное довело её до того, что она стала выглядеть, как помешанная. Узнав,

что Гэнгобэй облачился в монашескую рясу, она долго горевала, а затем решила увидеть егов последний раз в жизни и отправилась в дорогу. Чтобы путешествовать одной,

ей пришлось остричь свои густые длинные волосы, выбрить тонзуру на голове, облачитьсяв длинную темную одежду. Шла она по горным тропам, шагала по инею — стоял десятыймесяц по лунному календарю. Обликом она очень походила на юношу-послушника,

но в груди её билось женское сердце, и трудно ей было справляться с ним. Наконецвысоко в горах, над глубоким ущельем отыскала она хижину отшельника, вошла, огляделась,

а на столе книга «Рукава платья в ночь любви» — трактат о любви междумужчинами. Ждала-ждала О-Ман Гэнгобэя, и вот услышала шаги, глядь, а с монахомдвое прекрасных юношей — духи усопших. Испугалась О-Ман, но храбро вышла впереди призналась в любви к монаху, духи юношей сразу исчезли, а Гэнгобэй стал заигрыватьс О-Ман, не знал же он, что перед ним женщина. Сплелись любовники в страстномобъятии, и Гэнгобэй в страхе отпрянул. Что такое, это женщина?! Но стала еготихо-тихо уговаривать О-Ман, и подумал монах: «Любовь — одна, питать лиеё к юношам или девушкам — не&nbs

См. также:

Даниэль Дефо Жизнь И Удивительные Приключения Робинзона Крузо, Джованни Боккаччо Декамерон, Тарьей Весос Птицы, Н Г Гарин-михайловский Студенты, Луис Де Гонгора Полифем И Галатея, Максим Горький Случай С Евсейкой