Краткие содержания произведений - венедикт ерофеев - москва–петушки

купив кулек конфет «Васильки» в качестве гостинца.Веничка Ерофеев уже начал своестранствие. Накануне он принял стакан зубровки, а потом — на Каляевской —другой стакан, только уже не зубровки, а кориандровой, за этим последовали еще две кружкижигулевского пива и из горлышка — альб-де-десерт. «Вы, конечно, спросите:

а дальше, Веничка, а дальше, что ты пил?» Герой не замедлит с ответом, правда,

с некоторым трудом восстанавливая последовательность своих действий: на улице Чехова двастакана охотничьей. А потом он пошел в Центр, чтобы хоть раз на Кремль посмотреть, хотязнал, что все равно попадет на Курский вокзал. Но он и на Курский не попал, а попалв некий неведомый подъезд, из которого вышел — с мутной тяжестью в сердце, —когда рассвело. С патетическим надрывом он вопрошает: чего же больше в этой ноше —паралича или тошноты? «О, эфемерность! О, самое бессильное и позорное время в жизнимоего народа — время от рассвета до открытия магазинов!» Веничка, как он самговорит, не идет, а влечется, преодолевая похмельную тошноту, на Курский вокзал, откудаотправляется электричка в желанные Петушки. На вокзале он заходит в ресторан, и душаего содрогается в отчаянии, когда вышибала сообщает, что спиртного нет. Его душа жаждет самуюмалость — всего-то восемьсот граммов хереса. А его за эту самую жажду — привсем его похмельном малодушии и кротости — под белы руки подхватывают и выталкиваютна воздух, а следом и чемоданчик с гостинцами («О звериный оскал бытия!»).

Пройдут еще два «смертных» часа до отправления, которые Веничка предпочитает обойтимолчанием, и вот он уже на некотором подъеме: чемоданчик его приобрел некоторуюувесистость. В нем — две бутылки кубанской, две четвертинки российской и розовоекрепкое. И еще два бутерброда, потому что первую дозу Веничка без закуски не может. Это потомвплоть до девятой он уже спокойно без нее обходится, а вот после девятой опять нуженбутерброд. Веничка откровенно делится с читателем тончайшими нюансами своего способа жизни,

то бишь пития, плевал он на иронию воображаемых собеседников, в число которых попадаютто Бог, то ангелы, то люди. Больше всего в его душе, по его признанию, «скорби»и «страха» и еще немоты, каждый день с утра его сердце источает этот настойи купается в нем до вечера. И как же, зная, что «мировая скорбь» вовсене фикция, не пить кубанскую?Так вот, осмотрев свои сокровища, Веничка затомился. Развеэто ему нужно? Разве по этому тоскует его душа? Нет, не это ему нужно, но — желанно.

Он берет четвертинку и бутерброд, выходит в тамбур и выпускает наконец погулять свойистомившийся в заключении дух. Он выпивает, пока электричка проходит отрезки пути междустанциями Серп и Молот — Карачарово, затем Карачарово — Чухлинка и т. д. Онуже способен воспринимать впечатления бытия, он способен вспоминать разные истории своейжизни, раскрывая перед читателем свою тонкую и трепетную душу.Одна из этих, полныхчерного юмора историй — как Веничку скинули с бригадирства. Производственный процессработяг состоял из игры в сику, питья вермута и разматывания кабеля. Веничка процессупростил: кабель вообще перестали трогать, день играли в сику, день пили вермут или одеколон«Свежесть». Но сгубило его другое. Романтик в душе, Веничка, заботясь о подчиненных,

ввел индивидуальные графики и ежемесячную отчетность: кто сколько выпил, что и отражалв диаграммах. Они-то и попали случайно вместе с очередными соцобязательствамибригады в управление.С тех пор Веничка, скатившись с общественной лестницы,

на которую теперь плюет, загулял. Он ждет не дождется Петушков, где на перроне рыжиересницы, опущенные ниц, и колыхание форм, и коса от затылка до попы,

а за Петушками — младенец, самый пухлый и самый кроткий из всех младенцев, знающийбукву «ю» и ждущий за это от Венички орехов. Царица небесная, как далеко ещедо Петушков! Разве ж можно так просто это вытерпеть? Веничка выходит в тамбур и там пьеткубанскую прямо из горлышка, без бутерброда, запрокинув голову, как пианист. Выпивже, он продолжает мысленную беседу то с небесами, на которых волнуются, чтоон опять не доедет, то с младенцем, без которого чувствует себя одиноким.Нет,

Веничка не жалуется. Прожив на свете тридцать лет, он считает, что жизнь прекрасна,

и, проезжая разные станции, делится обретенной за не столь уж долгий срок мудростью:

то занимается исследованием пьяной икоты в её математическом аспекте, то развертываетперед читателем рецепты восхитительных коктейлей, состоящих из спиртного, разных видовпарфюмерии и политуры. Постепенно, все более и более набираясь, он разговариваетсяс попутчиками, блещет философским складом ума и эрудицией. Затем Веничка рассказываеточередную байку контролеру Семенычу, берущему штрафы за безбилетный проезд граммами спиртногои большому охотнику до разного рода альковных историй, «Шахразада» Веничка —единственный безбилетник, кому удалось ни разу не поднести Семенычу, каждый раззаслушивающемуся его рассказами.Так продолжается до тех пор, пока Веничке вдругне начинают грезиться революция в отдельно взятом «Петушинском» районе, пленумы,

избрание его, Венички, в президенты, потом отречение от власти и обиженное возвращениев Петушки, которых он никак не может найти. Веничка вроде приходит в себя,

но и пассажиры чему-то грязно ухмыляются, на него глядя, то обращаются к нему:

«товарищ лейтенант», то вообще непотребно: «сестрица». А за окном тьма, хотявроде бы должно быть утро и светло. И поезд идет скорее всего не в Петушки,

а почему-то в Москву.Выходит Веничка, к своему искреннему изумлению,

и впрямь в Москве, где на перроне сразу подвергается нападению четверых молодчиков. Онибьют его, он пытается убежать. Начинается преследование. И вот он — Кремль, которыйон так мечтал увидеть, вот она — брусчатка Красной площади, вот памятник Мининуи Пожарскому, мимо которого пробегает спасающийся от преследователей герой. И всетрагически кончается в неведомом подъезде, где бедного Веничку настигают те четверои вонзают ему шило в самое горло…

См. также:

Ерофееввв Москва-петушки, Л Н Толстой Из Записок Князя Д Нехлюдова Люцерн, Вирджиния Вулф Миссис Дэллоуэй, Эмиль Золя Нана, Токаревавс Северный Приют, Михаил Загоскин Юрий Милославский, Или Русские В 1612 Году