Энциклопедия техники - судьба т-64

В ВПК СССР, несмотря на все идеологические измышления существовала и существует ныне жестокая конкуренция между заводами и их КБ, разрабатывающими и производящими БТТ.

Мне посчастливилось в 1972 г. поступить в Харьковское гвардейское Танковое Командное училище им. ВС УССР. До сих пор я помню башенный номер Т-34, который стоял на пьедестале у КПП №33, как помню башенный номер своего первого Т-64А, который принял я будучи на должности командира танкового взвода в ГСВГ в 16гв. тд 2ТА. Это номер – 111.

В конце 80-х бронетанковые войска СССР переживали сложный период своей истории.

Выпускаемый Харьковской пром. Т-64 бесспорно превосходил по своим боевым качествам имеющиеся на вооружении образцы. Но…

Результат боя предусматривает только одного победителя. При этом жесткая статистика войны не принимает во внимание сантиметры, миллиметры, километры и килограммы, преимуществ в ТТХ… Победителем выходит тот, кто победил.

Для того, чтобы наши танкисты смогли реально противостоять противнику – мало поставить им в боксы наисовременнейшие танки.

Наверное, то, что я попытаюсь изложить ниже, относится ко всем периодам истории БТВ и этапам их совершенствования в плане оснащения войск новыми образцами танков. Но, тем не менее, о своей любимой шестьдесятчетверке мне хочется сказать особо, персонально.

В период 1970-80 гг. наиболее прогрессивными офицерами в танковых войсках считались выпускники Харьковского и Омского училищ. Не удивительно, ведь одни были прямыми последователями Т-64, другие – Т-80. Однако в войсках именно выпускники этих училищ наиболее быстро находили между собой общий язык, сближались, дружили семьями… Почему? Объединяла их всех башня и вооружение Т-64 и Т-80. Посудите сами. Семьдесятдвоешники противопоставляли шестьдесятчетверошникам два аргумента: АЗ против МЗ и двигатель В-46-6 против 5ТДФ, резерв обоих команд – ходовая часть. Ведь боеприпасы и пушка были одинаковыми от Т-64 до Т-90.

В конце 70-х, начале 80-х в ГСВГ (основной бронекулак СССР) началось тотальное перевооружение с Т-55/62 на Т-64. Мне выпало быть непосредственным участником этих преобразований, занимая должности командира танкового взвода и роты.

Я хорошо помню этот сложный период, полный драматизма, исканий и свершений (не боюсь этих высокопарных слов). Когда на уровне ЦК и МО были приняты и согласованы соответстующие решения в части и соединения были направлены директивные документы, определяющие порядок получения, постановки на хранения и освоения новой техники.

В масшатабах ГСВГ, также танковых (1ТА,2ТА,3ТА) и общевойсковых армий (8А и 20А) мероприятия по перевооружению были спланированы так, чтобы боеготовность танковых подразделений и частей пострадала в наименьшей степени. ГСВГ предполагалось в течение 1-2 лет перевооружить на современные танки, т.е. Т-64 Т-80.

Теперь представьте себе танковый полк танковой дивизии, оснащенный Т-62. Перевооружение предусматривало два основных этапа: сдача Т-62 и получение Т-64. К чести ГУ БТВ, которое все-таки успело проанализировать ситуацию и принять соответствующие меры по направлению в войска ГСВГ выпускников училищ, в которых основным профильным танком был Т-64 или Т-80.

Выбор был, как я уже упоминал выше, невелик – два училища. Конечно же, в других училищах тоже были современные танки, но Т-64 и Т-80 стояли в боксах, как музейные экспонаты или же ввиду недостаточного количества машин для организации полномасштабного учебного процесса – некоторым выпускникам посчастливилось сделать несколько выстрелов и провести несколько километров за рычагами современных машин... Учитывая сложившуюся обстановку с кадрами, несколько выпусков Хгв.ТКУ были почти полностью направлены для прохождения службы в ГСВГ.

Харьковчане оказались в сложном положении, особенно на первых порах, когда во вверенном подразделении была старая, отработавшая более 19 лет техника и коллеги по службе, которые знали, что не сегодня-завтра придется осваивать новые танки, которых они не просто не знали, а заочно не любили… Современные танки Т-64, еще не поступив в войска уже стояли поперек горла многим командирам взводного-батальонного звена – т.е. командирам основным боевых подразделений…

Как мог пережить, например, командир взвода, награжденный орденом Красной Звезды ситуацию, когда, проснувшись утром он превращается из непререкаемого авторитета в безграмотного неуча, не умеющего ни стрелять, ни водить, ни обучать подчиненных… В один из таких полков нас прибыло в 1978 г. – шесть лейтенантов-выпускников ХгвТКУ.

Я не хочу ни в коей мере принизить роль и место других ВУЗов страны этого профиля, но, между выпускниками ХгвТКУ действовали совершенно особые, неписанные законы, которые делали равными и лейтенанта и генерала. Много позже, представляясь различным командирам и командующим намного превосходившим меня и возрастом и танковым стажем, как только начальник оказывался выпускником ХгвТКУ, второй его вопрос был – “какой роты?” и пошло и пошло… И седовласый генерал доставал из сокровенного сейфа коньяк и мы чуть не на брудершафт опрокидывали по рюмочке за родное училище…

Да, но и спрос с нас был конечно особый. Самым жестоким укором для нас были слова старшего командира-выпускника нашего училища: “а еще харьковчане!”. Честное слово, готовы были сквозь землю провалиться и искупить свою оплошность любой ценою!

Так вот первый этап перевооружения состоял именно в том, чтобы сдать старую технику. Разве этому учат в училищах? А напрасно, наука не из простых… Как можно сдать то, что только на треть пригодно к эксплуатации, да и еще целым полком! Но и тут молодцы-харьковчане не подвели. Без сна и отдыха восстанавливали, насколько можно было, передаваемую боевую технику, засыпая на короткое время с одной мыслью: скоро, скоро увидим родные шестьдесятчетверки! Вот, наконец, последний эшелон погружен на платформы и мы с облегчением помахали вслед ему рукой. Зампотех полка, прекрасный инженер, душа-человек, майор Владимир Рыльцов, посадил нас на ЗИЛ-130, на котором еще час назад привозил запчасти приемщикам, и мы отвалили в полк. По танковому харьковскому обычаю грянули “по полю танки грохотали” прямо в кузове. Зампотех высунулся из окна кабины и тоже подпевал… Когда автомобиль проходил КПП части, дежурный прапорщик не отнимая руки от головного убора тоже подхватил танковый гимн. Так, прямой наводкой мы и прибыли на склад АБТИ – вотчину зампотеха танкового полка. А там, оказывается уже и стол накрыт, и спирт готов и закуска нехитрая. Ну, как водится, за успешную сдачу подняли кружки, выпили, закусили, “три танкиста” спели… Никто и не подозревал, что спать нам в эту ночь не придется…

На рассвете, около 4.00 утра дежурный по части нас разыскал и передал приказ комполка: принять эшелон Т-64, разгрузить и в парк привести танки. Кроме нас шестерых на Т-64 даже двигатель никто не смог бы запустить. Не мешкая поднялись, на дежурную машину и на станцию погрузки… Честно говоря, никто из нас в то время не имел практики в вождении танка по платформе. Поэтому волновались здорово. Знали, что машина “прыгучая”, но одно дело на танкодроме или на тактическом поле, а тут немецкая платформа…

В полк к этому времени перевели нескольких механиков-водителей, служивших на Т-64. У нас в роте был один сибиряк, Шубин – ас, а не механик. От бога механик, он машину изнутри чуял, чего она просит и как себя чувствует. Танки запакованы по-заводскому. Деревянный каркас, обшитый специальной бумагой, все органы управления опломбированы. Ребятя спрашивают, что с пломбами делать? Пломба, она же, как магическая была – не тронь! Срывать, командую! А как сорвешь? Инструмент, понятно никто с собой не брал, а голыми руками заводскую пломбу с педали горного тормоза поди сорви… Побежали к водителю дежурной машины. Все, что подходило из его запасов для срыва пломб, все в ход пошло. ЗИП в новых танках трогать нельзя – ротный принять и пересчитать обязан! Ему за каждый ключ отвечать.

К полудню перегнали машины в парк части. Особисты прибежали. Велели тут же все танки в боксы поставить, чтобы сверху враг не увидел новую технику. Уже было совсем расслабиться хотели, тут комполка приехал, дает команду загрузить боеприпасы. Спрашиваю: “откуда им взяться?”, получаю ответ вроде “не твоего ума дело…”. Оказывается уже на склады все завезено! Ну, собрали весь батальон, а кроме троих лейтенантов никто не знает что такое МЗ, тем более как им пользоваться. Тут я командиру роты и говорю “товарищ старший лейтенант, разрешите я подберу толковых ребят, покажу как снаряды с зарядами наверх подавать, а за МЗ сам сяду”. Получил “добро”. Построили роту, выгрузили из автомобиля ящики с артвыстрелами. Показал, как из упаковок (укупорок) извлекать заряды. Отобрал танкистов пограмотнее, да поздоровее. Объяснил как и в какой последовательности подавать мне в башню элементы артвыстрела. Потом на грунте разложили боеприпасы по типам. Затолкать артвыстрелы в конвеер МЗ можно в любой последовательности. Но в бою, время на заряжание пушки – дороже золота. Поэтому, если при загрузке равномерно чередовать боеприпасы по типам, то и поиск (а соответственно и заряжание) их будет быстрее.

Конвеер МЗ при заряжании вращается только в одну сторону. Если загрузить сначала все бронебойные, потом все куммулятивные, потом все осколочные, то, выбрав на заряжание любой тип будешь ждать, пока конвеер прокрутит все и доберется до нужного… А для эффективной стрельбы вероятность нахождения боеприпаса в конвеере должна быть одинаковой! Вот и думай танкист, как тебе быть… Пришлось повозиться. Соседи попроще проблему решили: вали в конвеер, что под руку попадется. А тут ведь интересная штука выходит. Ты сам при загрузке боеприпасов программируешь свои возможности в бою. Что такое на 1-2 секунды опередить противника – наверняка поразить его первым! Простая и обыденная для танкиста работа по загрузке снарядов в танк имеет массу тонкостей, которые командир сам обязан знать, и экипажи свои научить, да не просто по-обезьяньи копировать движения, а чтобы со знанием дела, танкист подходил к любой работе по подготовке машины к бою.

Так вот и загрузил я 280 снарядов в 10 конвееров. На третьей машине нормативы по загрузке боеприпасов по времени перекрывались уже в несколько раз (пока только мною).

На следующий день полк перешел в режим освоения новой техники. По всем правилам на это отводился практически целый учебный период (около полугода). К сожалению, многие начальники недопонимали важности “переходного периода”. Приходилось иногда жертвовать занятиями в классе для проведения различного рода работ. Тоже ведь надо было и новые комплекты ЗИП и боеприпасы принимать и перегружать на склады. Планировать такого рода мероприятия тогда было не принято. Хотя учесть затраты времени на них и своевременно корректировать учебные планы никто не мешал.

Бойцы с интересом слушали в классах наши уроки. Дивились, как много нового и удобного сделано в Т-64. Конечно же тогда мало кто понимал сколько еще придется попотеть, сколько угробить учебных машин, чтобы научить, хотя бы один призыв воевать на Т-64!

Офицеры шестьдесятдвоечники делились на две категории. Одна – которым до замены из ГСВГ оставалось немного, плевать хотели на новый танк и думали, что удастся освоить все с ходу. Другие, которым 2-3 года светило служить на этих танках, тоже делились на две категории: те которые не стеснялись и жадно изучали новую машину, другие, которые не могли преодолеть психологический барьер и сами невольно заносили себя в списки неспособных… Бойцы, конечно же, как и дети, мгновенно различали все категории и стремились освоить все на наивысшем уровне, чтобы при случае утереть нос своему командиру.

Нельзя без улыбки вспомнить, как солдаты буквально затаскивали ленивого или зазнавшегося командира в класс и засыпали вопросами (которые они уже изучили, и на которые офицер ответить правильно не мог) по одной только гусеничной ленте (по одному траку новшеств было – пруд пруди!).

Начались первые учебные стрельбы и вождения. Харьковчанам было не до сна, т.к. мы должны были присутствовать и там и там круглосуточно. Учить, учить и ремонтировать свороченные рычаги подачи и лотки МЗ, менять перегретые двигатели, выверять прицелы и т.д.

Как раз в это период начались перемещения в командном составе ГСВГ. Ушел на заслуженный отдых любимый нами генерал Ивановский, ушел командарм Петров. Для решения проблем дедовщины на нас поставили эксперимент по комплектованию танковых рот бойцами одного призыва. Вот тут и началось самое интересное. В один из дней командир оставался без подчиненных, а буквально через сутки-двое получал танкистов из знаменитой Альтенграббовской учебки. Я плохо понимал, что происходит. Для меня, офицера, прошедшего все два года солдатской службы, окончившего с отличием Владимирскую танковую учебку было непонятно, как можно до такой степени развалить танковые войска!

В 1972 г., когда мне посчастливилось попасть в учебную дивизию МВО, некоторыми подразделениями еще командовали фронтовики. Моим рассказам не верят даже офицеры более позднего поколения. Я со слезами вспоминаю полгода учебы во Владимире, где я и принял решения стать офицером, и откуда я вынес все лучшее, что передавали нам офицеры и сержанты. Всю службу я организовывал учебный процесс у себя в подразделении по схеме Владимирской танковой учебки. И ни разу об этом не пожалел! Посудите сами. На каждого курсанта в особом железном шкафу лежал его комплект литературы, около 7 книг по устройству, эксплуатации и ремонту танка!

Сержантский состав, который тщательно подбирался командиром части проходил такую подготовку, что офицер мог действительно заниматься руководством сержантами и заботой о личном составе. Пример нашего учебного взвода особенно показателен т.к. наш комвзвода в мае поступил в ВА БТВ (должность комвзвода в учебной части капитанская) и мы до выпуска занимались под руководством сержантов! Командиру части даже в голову не приходило кого-то к нам приставлять. Не было нужды. Ребята были по нынешним меркам – профи! Даже на вопрос с подковыркой, мл. сержант отвечал достойно, грамотно, со знанием дела!

При всем при этом в части шло строительство нового учебного корпуса. Но никому из командиров в голову не приходило тратить на это учебное время! Каждый день назначалась команда (поочереди от каждой роты) человек, примерно 40-50, которые после занятий с огромным удовольствием шли на стройку. Работали два-три часа. Все шло по плану. Если взвод опаздывал на занятия на 3мин., командир взвода получал трое суток ареста!

Через 4 мес в танке не было болта, назначения которого мы не знали бы! Выпускной экзамен принимал в нашем взводе зам.нач БТС МВО! Это во взводе, который весь период был без офицера! Оценку он вывел своей рукой – “хорошо”…

Теперь каждый поймет справедливое мое возмущение, когда опрашивая молодое пополнение из учебки для передовых частей ГСВГ я выяснял, что большая часть механиков имеет практический навод около 70км в среднем (это вместо положенных 260), а некоторые вообще не умеют запускать подогреватели… Были случаи, когда наводчики орудия не умели приводить оружие танка в боевое положение и попросту грамотно стрелять, хотя бы в небо! Практически ни один командир танка, закончивший учебку, не имел понятия о выверке прицельных приспособлений, не знал элементарщины по военной топографии, не умел не только водить танк, но и запускать двигатель! Я уже не говорю о хотя бы знании теоретически, правил эксплуатации вверенной ему техники… Честно сказать, приуныли мы тогда. Однако не принято у танкистов долго горевать. В конце концов – все в наших руках!

Конечно же мне было намного легче, чем моим товарищам, офицерам однокашникам харьковчанам, на плечи которых легла вся тяжесть приведения “молодых подразделений” в боеготовное состояние. Я не припомню случая, чтобы кто-нибудь из нас, командиров, или наших подчиненных роптал или сдавался перед трудностями, хотя на тернистом пути освоения Т-64 было из немало…

Принципиальным новшеством в устройстве боевого отделения танка по сравнению с предшественниками шестьдесятчетверки было наличие механизма заряжания. Это злополучное устройство ставило многочисленные барьеры на пути освоения машины, так, как требовало особого внимания и до автоматизма наработанных навыков в обращении сним.

Может быть это мое личное мнение ошибочно, и не все с ним согласятся, но я сразу сделал для себя вывод: пока мы не освоим МЗ – хороших результатов от стрельбы боевыми снарядами не жди.

На каждой танкострелковой тренировке, при ее планировании мы, как обязательный элемент включали загрузку трех артвыстрелов в конвеер. Сначала, конечно пришлось на личном примере показать, что загрузить эти три боеприпаса в танк за “отличное время” – не такая уж проблема. В те времена я свобоно влетал в командирский люк (стоя в положенных 4-5м за танком) примерно за четыре секунды. Загрузка трех артвыстрелов в конвеер у меня занимала примерно около минуты. Когда я все это показал, сначала в боевом темпе, а потом медленно по элементам, сразу нашлось достаточно охотников побить “лейтенантский рекорд”. Тут нельзя было допустить спешки, так, как МЗ не прощал ошибок. Он мог искарежить сам себя и искалечить человека, если последний не имеет определенных навыков в работе с ним.

Пришлось запастись терпением и тренировать ребят упорно, добиваясь не просто автоматических, а именно осознанных действий. Только потом, убедившись, что наш танковый народ освоился с ревущим и вращающимся конвейером я разрешил увеличивать темп и начал засекать время. Примерно после 25-30 грамотно организованных тренировок танкисты могли выступать на соревнованиях между собой.

В релейную схему блока управления МЗ (а я ее изучил хорошо) были заложены определенные алгоритмы работы с МЗ. Однако описание работы с органами управления МЗ в заводской документации желала оставлять лучшего в плане разрешения конфликтных ситуаций, описания возможных неисправностей и т.п. Например, управлял выбором типа боеприпаса электромеханический визуальный указатель (ВУ), получавший сигнал от кнопки на пульте управления наводчика орудия. Конвейер начинал вращаться до тех пор, пока не будет найдена соответствующая метка на визуальном указателе. Но находящаяся на ВУ кнопка сброса типа боеприпаса не блокировалась на время вращения конвейера, что при ее нештатном нажатии приводило к механическому изгибу штоков ВУ и выводу последнего из строя.

В боевой обстановке при стрельбе к нажатию на эту кнопку могло привести что угодно: падение осколка брони, любого небольшого предмета и т.д. Приходилось в классе на макете МЗ детально разбирать с танкистами все возможные нюансы при работе МЗ. И все-таки мы его любили.

Первая же стрельба штатным боеприпасов выявила еще одну проблему, которая оказалась результатом нашей командирской недоработки. Многие старшие начальники тогда считали, что доскональное “до винтика” знание бойцами своей боевой техники – дело нерентабельное и излишнее. Мол, научились рычаги и кнопки нажимать, вроде бы как и хватит. Первая же боевая стрельба жестоко наказала нас за это промах.

Обученные и подготовленные (на наш взгляд) танкисты, которые на ТСТ показывали чудеса по скорости загрузки боеприпасов в конвейер и неплохо знали МЗ, вдруг стали перекрывать нормативы в … обратную сторону… Я не поверил своим глазам. Если танкист на тренировке уверенно хватал учебный снаряд и боевой заряд и с завязанными глазами мог правильно уложить элементы артвыстрела в лоток конвейера, то теперь, когда артвыстрел был не учебным, а настоящим, боевым – у бойцов дрожали руки… Мы не рассказали досконально об устройстве взрывателя снаряда… Какие есть степени предохранения и как они работают!

Пришлось исправлять ошибку по ходу действия. Некоторые командиры в таких ситуациях срываются и начинают ругать и корить своих солдат. А корить-то нужно было самих себя! Упустили, казалось, незначительный фрагмент, а практически сделали небоеготовным целое подразделение и именно в самый ответственный момент. Для меня это был горький урок на всю жизнь! Я понял одно – в танке, тем более в современном, мелочей не бывает. Несмотря на явное упущение, на этой стрельбе, командирам все-таки удалось взять ситуацию под контроль, наладить привычный ритм работы, не допуская нервотрепки и суеты. Результат – твердая “хорошая оценка” за стрельбу для роты.

Это была победа! Да еще какая. Ее ковали день и ночь все ротой от командира до старшины, не считаясь с личным временем, не обращая внимание на усталость и травмы, отдавая все одной цели – освоить свое грозное оружие и показать, что молодые солдаты – тоже солдаты, да еще какие. Заметно было, как переменилось отношение бойцов к боевой технике, стоящей на хранении в парке. С какой любовью, буквально “облизывали” они свои танки!

Особо хотелось бы сказать о взаимоотношениях танкистов, которые в результате некачественной подготовки личного состава в учебных подразделениях, приобретали различные оттенки.

Первое, что хотелось бы подчеркнуть, это чрезвычайную разобщающую силу внутри экипажа, которая проводит невидимую стену между механиком-водителем и командиром танка с наводчиком орудия. Механик ревниво относится к элементам, обеспечивающим движение танка, прекрасно понимая выгоду и беспомощность своего положения. Матчасть он после учебки сам знает кое-как, а остальные члены экипажа имеют о двигателе и ходовой части весьма отдаленное представление (если вообще имеют). На этой почве возникают конфликты между командиром машины и ее механиком-водителем. Мол, ты командир – заботься о своей башне, а ко мне в отделение управления – не лезь! Можете представить себе результат при такой постановке вопроса. Это положение приходилось исправлять с первых дней поступления новых рот из учебных частей. Я, будучи командиром танковой роты, сразу забирал сержантский состав на себя и две-три недели занимался с ними отдельно, делая особый упор на знание двигателя, трансмиссии и ходовой части. Только после такой подготовки я допускал командиров танков в парк боевых машин на правах, положенных им по статусу. Приходилось изощряться, дабы остальной народ не заподозрил неладного. Проводил занятия прямо в парке, чтобы все остальные знали, что сержант, командир танка, действительно знает машину и может научить своих подчиненных. Чтобы слово не расходилось с делом, я стараляся поручать сержантам проведение занятий по всем вопросам, где их подготовка позволяла это делать. Тут, конечно же, и пригодился Владимирский опыт! Почувствовав доверие офицеров и заботу о командирской подготовке сержантов, наши командиры танков старались подготовиться к занятиям как можно лучше. Со временем многие из них могли отчеканивать некоторые вопросы не хуже иного капитана!

Теперь командир танка приходил в парк не наблюдателем, а руководителем. Мог поставить задачу, определенную командиром взвода или роты, составить план-задание, проверить качество проведенных работ, доложить любому старшему начальнику (хоть бы и самому генералу), какую задачу и на каком этапе выполняет экипаж. Начали всплывать многие недостатки в обеспечении занятий и обслуживания техники, но, теперь мы их выявляли и устраняли гораздо быстрее, т.к. у нас были надежные помощники.

Приходит на память примечательный случай. К началу зимнего периода обучения рота осталась без командиров взводов. Кто в командировке, кто в отпуске. Пришлось собрать сержантский состав и обсудить предстоящую первую неделю занятий. Дело не шуточное одних проверяющих целая рота понаедет. Вопросы сложные, боевая готовность, ее степени, как действовать и как бойцов этому учить. Доложил ребятам общий замысел на неделю, распределили кому, когда и какие занятия проводить, где брать материальное обеспечение, когда представить конспекты на утверждение и многое другое.

Особо тяжелое застревание танка Т-64А. Танк застрял во время ночного подводного вождения в результате отклонения от установленного курса движения. Танк вытаскивают два БТС с использованием полиспастов (справа за кадром), второй танк используется для удержания застрявшей машины от переворачивания. Обратите внимание на нарушение мер безопасности голова механика-водителя находится на линии натяжения троса.

На рассвете учебная тревога. Механики в чем мать родила – бегом в парк. Одеваться в танке. Остальные члены экипажей, как верблюды тащат на себе оружие и имущество. Однако же вроде без излишней суеты, хотя волнуются ребята. Тревога всегда волнует, даже если знаешь, что она учебная. Посмотрел на секундомер – время вполне приличное. Прибыл в парк. Так и подмывало подойти к боксу незаметно (ведь при реальной боевой тревоге танкисты офицеров ждать не будут!), посмотреть со стороны, как без офицера наше войско работает.

Смотрю – вроде бы все как учили: подогреватели работают, троса, смыкающие передний и задний ряд машин уложены на штатные места, механики деловито осматривают машину. Прибыли остальные члены экипажей, загрузили имущество в машины, командиры связь проверяют, доклады механиков принимают... Потом командиры танков с флажками вышли на площадку перед боксом – это значит машины готовы к выходу, экипажи на местах. После этого только одна команда – “вперед!”. Но тревога учебная, из парка техника не выводится, если только выборочно по команде комбата или комполка. Даю отбой. Проверяю, что можно забыть в таком случае: лючки подогревателей не закрыты (потеряются в движении), на одной машине лопата отвала для самоокапывания плохо закреплена… В общем есть недостатки. Тут начальник БТС полка подходит с вопросом: “а где твои офицеры?”. Докладываю, что нет офицеров никого кроме меня по таким и таким причинам. Сам на ус мотаю: теперь все занятия наши обязательно посмотрит.

После завтрака и развода – шагом марш на занятия. Учебные планы не отличаются разнообразием. Особенно скучными кажутся первые занятия – общее устройство танка и пошло и пошло… Грамотный танкист непременно уснет.

В парке развернули четыре учебных места вокруг одного учебного танка. Один зам. ком. Взвода ведет учебное место по эксплуатационным материалам: виды масла, топлива, применяемые смазки и другие материалы, меры безопасности при работе с ними. Стенд стоит с пробирками и баночками, в каждой образец материала (где достали черти до сих пор не знаю). Плакат развешен, сержант с указкой и повязкой. Второе учебное место – силовое отделение танка. Крышу трансмиссии подняли, застопорили, плакатик опять же и сержант руководитель. Третье учебное место – сам ротный ведет: вооружение, боевое отделение. Четвертое – отделение управления – все по той же схеме.

Получается, что на каждое учебное место не более 5-6 обучаемых. Никто не толпится, всем все видно, оно и толку больше. Соседняя рота нам рекламу создает. Подняли крышу силового отделения и всей ротой туда заглянуть пытаются. Народу места не хватает. Баловство со скуки начинается и прочее.

Тут, пока я боевым отделением увлекся прибывает начальник БТС полка. А я в башне или сбоку – в общем не вижу его. Слышу только команду “Группа смирно!” и доклад сержанта…

Подивился старый майор. Давай сержанта нашего пытать не предмет готовности к занятиям. А тот чеканит не моргнув взглядом. Тут же вечером совещание офицерского состава по итогам первого дня учебного года. Конечно же начальник БТС выступил, доложил, что видел, какие недостатки (а они конечно всегда есть).

Вскоре получаю благодарность в приказе командира части и командиры танков, что занятия проводили тоже. Сильная была рота. Настоящие танкисты. Только вот какая история приключилась. Приказало начальство полковое личный состав этой роты перевести полностью в другую роту. Вроде как: “первая рота в третью шагоммарш!”… А мне приказано принимать другую роту в другом батальоне. Новой роте служить осталось меньше месяца, на носу проверка из Москвы… В общем ситуация – нарочно не придумаешь!

Принял роту (командир хороший мой приятель и однокашник, только постарше – на повышение пошел). Удивлялся, знакомясь с новым хозяйством: барахла всякого лишнего, имущества – горы, а солдаты матчасть знают из рук вон плохо. А ведь уже, как говорится –дембеля. Времени не то, что на кардинальное, а вообще на какое-либо изменение положения вещей нет. Пришлось, как говориться воевать тем, что есть. Проверку, конечно, кое-как сдали, хотя, честно говоря, я думал, что после нее разжалуют. Не станешь же объяснять командующим на полигоне в лесу, что не я этих бойцов учил и воспитывал. Многое пришлось стерпеть. Помогли соседние ротные и начальник штаба батальона. Тут команда поступила таким-то ротам Т-64 сдать, а получать будем новенькие Т-64Б. Вот те на! Нет худа без добра.

Личный состав у меня теперь тоже новый – все как один из Альтенграббовской учебной дивизии. Танкисты хоть куда! Начинай все сначала…

Благо опыт уже был. Два с половиной месяца исправляли то, что недоделали Альтенграббовские командиры и осваивали новую технику. В новых танках понимал я и один из офицеров – выпускник Омского училища. Хотя новое ракетно-пушечное вооружение требовало основательной подготовки. Приходилось частенько вместо обеда запираться в секретной части и изучать матчасть по заводской документации.

При загрузке боеприпасов в новенькие танки выяснилось, что в трех машинах из десяти заводской брак – рычаг сброса заслонки створки улавливателя сделан не прямой, а буквой “Г”. Соответственно перекладка поддона произойти не может, а значит МЗ неработоспособен и машина не боеготова! Доложили начальству. Пришли ремонтники, которые кроме сварочных работ ничего и не знали, почесали затылки. Зампотех давай рекламации оформлять на завод. Я и говорю: “давайте-ка ребята по-нашему, по-танковому…”. Сняли рычаги, бросили в костер, да кувалдами аккуратненько и выровняли. Поставили на место – все заработало. Конечно же потом достали новые и заменили, но этот “подарок XXVIсъезда КПСС” (а именно в это время проходил съезд) все запомнили надолго.

Лазерный прицел-дальномер конечно вещь прекрасная, только первые месяца три-четыре никто из этого нового танка попасть не мог… Голову сломали, ночью не спалось. Все перепробовали, а попаданий из вкладной пушки нет!

Нутром чувствую, что-то с выверками прицела и дальномера не то, а понять не могу. Если рекомендованной пристрелочной мишенью пользоваться – ничего не выходит. А начальство попробуй убеди! Плюнул я, выгнал танк на стрельбовую дорожку, поставил мишень на 1200м и стал ее обстреливать. Добился результата, что куда дальномер, туда и снаряд. Вернул машину на пристрелочную площадку, снял на чистый лист все отметки, сравнил с заводскими – сходства не много… Выверил по этой мишени на площадке еще две машины. Потом сделали пробный заезд – все девять снарядов из трех машин в цель!

С этого дня не попасть в цель могли только из пулемета и только ленивые.

По правде говоря по поводу выверок прицела можно отдельную книгу издавать. Вот написано в руководстве, что при выверки нулевой линии прицела мишень должна стоять на удалении не менее 1600м. Начальство приказывало ставить только на 1600м и не метром в сторону! А ведь написано-то правильно! Чем дальше выверочная мишень – тем точнее бъет пушка. Ведь на самом деле точка пересечения траектории полета снаряда и линия прицеливания (визирования) только одна! За счет расстояния между осью канала ствола и осью прицела – всегда будет отклонение на небольшой угол. Только, чем дальше эта точка пересечения, тем больше попаданий. Ведь после пересечения оси начинают расходиться и на большой дальности (свыше 3000м) отклонение уже большое.

К слову сказать, то, что я сделал с пристрелкой вкладной пушки с точки зрения науки не совсем верно. Но в целях вернуть личному составу веру в свое оружие – пришлось от науки отступить.

Пришла осенняя проверка. Так сказать внутренняя, когда дивизия проверяет сама себя. Нам выпало сдавать ночную стрельбу. Дождь моросит, видимости никакой. На 1200 м еле-еле можно цель рассмотреть. В Германии такая погода не редкость, поэтому ждать ясного неба можно было и день и неделю.

Прибыл командир полка. Доложили о готовности и пошел первый заезд. Командир полка головой качает, мол куда стрелять не видно ни рожна! А мы ему с первого заезда три отличные оценки, со второго еще три… Четверки и тройки только потому, что пулеметных целей за дождем не видно! Командир фуражкой об стол – в отпуск всех отличников! Я протест выражаю – знаю ведь что всю роту придется отпустить… А бойцы знай себе дают – что ни выстрел, то в яблочко! Ей богу до анекдота дошло: мы с проверяющим из дивизии правили отличные оценки на хорошие, чтобы не “высовываться”. За всю свою службу я такой стрельбы не видел ни до ни после…

Вернулись в полк на следующий день усталые, но довольные. Бойцы пошли в столовую на ужин, а мы с командиром соседней роты, исполнявшим обязанности начальника штаба батальона, присели у меня в канцелярии. Достал я водки, выпили по сто грамм, как говорится за победу – тут дневальный стучится: нас обоих в штаб полка вызывают! Вот тебе и расслабились… Прибегаем в штаб – моей роте боевая тревога, задача: совершить в район армейского полигона (около 80км) и быть в готовности выполнять задачу, поставленную заместителем Министра обороны СССР! Вот и дострелялись. Я давай докладывать, что бойцы не кормлены… Через пять минут я был в парке а там уже полковые спецы по моим танкам скачут: связист свое проверяет, химик свое! Все колесом крутится. Рота прибежала из столовой. Разогрели двигатели, я комбату говорю, если вся эта орда специалистов будет мне мешать, то мы задачу не выполним. Командовать один командир должен! На том и порешили. Специалистов – вон, а танки – вперед! Ночь, хоть глаз коли. Дорога не близкая, и сказать, чтоб я ее до каждого поворота знал, не могу. Дал мне комбат в поводыри старого ротного из нашего батальона и с богом! Километров через 30-40 принял доклад об остановке одной из машин (четвертая в колонне). Почему остановился танк понять не могу, какой-то бугор впереди – в общем бред какой-то. Остановил колонну подошел к четвертому танку и обомлел: впереди танка на ровном месте – гора песка! Оказывается лопата для самоокапывания не до конца была закреплена… Отвалилась и за два десятка метров нагребла перед носом целую гору! Что тут поделаешь, выматерились и пошли дальше.

К рассвету были на месте. На полигоне уже целый отряд обеспечения орудует. Полковники из Москвы, из всех штабов от ГСВГ до дивизии… Плакаты, учебные места, вертолеты обеспечения РЭБ! Мать честная думаю, половину ГСВГ подняли, чтобы одному маршалу стрельбу из танка показать. Три дня мы в режиме ожидания готовились показать военачальнику высокого ранга свое мастерство. Больше всего маршал хотел посмотреть пуск нового управляемого снаряда, а это было как раз то, чего мы не делали ни разу в жизни! Мне повезло за год до того, примерно в такой же обстановке трем офицерам-харьковчанам (в том числе и мне) дали выстрелить новым боеприпасом. К слову сказать, на дальности 2500м отверстия в мишени можно было накрыть фуражкой.

Каждый день нас инструктировали и обучали различные специалисты в т.ч. представители промышленности, готовя нас к показной стрельбе из нового оружия. Однако поползли слухи, что высокое начальство то ли занемогли, то ли передумали на нас смотреть, и в один из дней весь отряд обеспечения исчез так же быстро, как и появился. Мы остались одни в чистом поле без провианта, жилья и информации о нашей дальнейшей задаче.

Тужить долго не стали. Из брезентов сделали добротную палатку, подчистили близлежащие огороды на предмет картошки и стали думать, как нам быть дальше. Выход нашли чрезвычайно простой и эффективный. Открыли сборник нормативов и каждый день методично отрабатывали норматив за нормативом. Чтобы не посадить до конца таким образом аккумуляторы, старались отрабатывать то, что не требует бортового электропитания. Дошли до того, что комплект ОПВТ рота ставила за 8-10мин!

Появился комбат, привез продуктов и исчез. Мы продолжали ежедневные занятия, особенно не горюя. Так прошло почти три недели, когда, наконец, поступила команда грузиться на платформы и следовать в часть. Это было уже 4-5 ноября, а подняли нас по тревоге 17октября.

Про нас написали статью в “Красной Звезде”, я был в числе приглашенных лучших командиров рот на приеме у главкома ГСВГ. Весной следующего года готовились большие маневры…

Готовились, конечно к учениям старательно и по самым различным направлениям. Кроме повышения боевого мастерства, наши учения, особенно крупные – от дивизии и выше, были для немецких жестянщиков, настоящим праздником.

Хозяйственный командир поняв, что выводится на учения будет техника боевой группы, сметливым российским умом сразу же прикидывал, что танки назад вернутся с изуродованными подкрылками или вообще без них. Для офицера-танкиста это аксиома.

Но, посудите сами, какой мощный перечень неприятностей, да еще и растянутый во времени сулит покареженный подкрылок!

Во-первых, на любом смотре техники при любой проверке – сразу же минус за содержание боевой техники и соответствующий фитиль командиру. Ситуация будет повторяться с дискретной периодичностью от недели до полугода, пока злополучный подкрылок не будет заменен.

Во вторых, отсутствующий подкрылок попахивает вычетом из жалования командира , что тоже немаловажно.

Учитывая вышеизложенные веские причины, все танковые командиры загодя рассылали бойцов для прочесывания прилегающей к части местности с целью найти бесхозный кусок металла из которого можно своими силами изготовить подходящую деталь, отдаленно напоминающую подкрылок. Господа офицеры забыли, что они не в России, где можно не только ржавый подкрылок, но и танк заброшенный найти, а все-таки в какой-никакой, но Германии.

Результаты рейдов по близлежащим складкам местности обычно приносили скудные результаты. В то же время старшие начальники, озабоченные той же проблемой в масштабе батальонов, полков и дивизий ставили вопрос о “сменных подкрылках” на промышленную основу, а политработники включали его в повестки дня партсобраний.

Изворотливые советские танкисты, предчувствуя приближение грозы, применяли беспроигрышную тактику. Заключив устный контракт с ближайшей жестяной артелью и собрав нужного объема магарыч (теперь бартер), состоящий из небольшой суммы денег, нескольких ящиков тушенки и нескольких бутылок русской водки, командир роты мог оснастить необходимыми “запчастями” примерно два взвода (на большее не хватало ресурсов). Нехватка ресурсов, как правило компенсировалась выделением личного состава для подсобных работ в оной же артели…

Учитывая, что на танковый полк требуется ни много ни мало, а около 200 “дефицитных деталей”, можно представить масштабы происходящего, в немецком городке, с населением чуть более 30000 и расквартированными двумя танковыми полками, артиллерийским полком и разведбатом впридачу.

Немецкие жестянщики, используя преимущества рыночной экономики тут же предлагали свой материал, собранный на окрестных свалках и с большим воодушевлением принимали и выполняли “оборонный заказ”. Впрочем, когда за дело брались старшие начальники, то были перечисления и со счетов части, а уж с продовольственных складов высочайшим повелением явно и тайно плыла тушенка и консервы.

Конечно же то, что было изготовлено столь поспешно и массово, не могло выдержать положенных нагрузок и, срываясь с креплений усеивало путь славных танковых дружин. Оброненный фальшподкрылок понятное дело тут же подбирали немецкие жестянщики и прочий работный люд, чтобы к следующим учениям такого масштаба, не ударить лицом в грязь.

Наконец мучительная подготовка к учениям завершилась сигналом тревоги и наши новехонькие Т-64Б, похлопывая “новыми” подкрылками вырвались, как застоявшиеся кони из тесных боксов и вышли на марш.

Сосредоточившись на армейском полигоне, зарылись, замаскировались и стали готовиться к наступлению с боевой стрельбой днем. Погода стояла мерзкая: моросил мелкий дождь и было довольно прохладно. Командиры рот примерно за сутки до атаки предложили комбату снять дополнительные бочки с топливом. На то были причины. Во-первых эти бочки загораживают башенные номера и управлять ротой сложно. Во-вторых, наступающая с нами пехота имеет обыкновения стрелять по наружным бакам танков, а попадание в 180л бочку с дизельным топливом могло привести к печальным, если не трагическим последствиям.

Однако, наш комбат такой команды от старшего начальника не получал, а сам решение принять побоялся. Последствия этой нерешительности дорого нам обошлись…

Рано утром два танковых полка первого эшелона дивизии начали выдвижение на рубеж перехода в атаку. Вот уже и последний рубеж развертывания, танки веером разошлись и заняли места в боевой линии. Механиков водителей накануне проинструктировали с какой скоростью двигаться и какие обороты двигателя держать, чтобы не выдвинуться вперед под огонь своей авиации и артиллерии.

“Прорвали” передний край обороны “противника” и устремились вперед. Видимость никудышняя. Стекла приборов наблюдения заливает дождь, впереди, соответственно марево, да еще и бочки “помогают”!

Вдруг в эфире раздались удивленные голоса и странные вопросы: “чей танк впереди!?”.

Смотрю в командирский прибор – ни черта не видно после метров 800-900. А стрельба идет. Каждый командир роты припав к ТКН напряженно всматривается в поле и матерясь пытается прочитать в промежутках между бочками башенный номер атакующей машины. В эфире раздаются все более напряженные голоса начальников, задающих то же вопрос: “чей танк впереди!?”. Все посчитали и доложили о том, что во всех ротах танки находятся в боевой линии.

Вдруг, разглядываю вдалеке темное пятно. Танк, не танк, поди разбери… Дали общую команду “стой”! В это самое время с левого фланга производится выстрел и практический кумулятивный снаряд полетел в сторону этого пятна. Недолет. Приглядываюсь – точно, похоже танк, и дымок от выхлопа чуть просматривается. Все же мы уже подошли ближе метров на 300-400. Не прошло и десяти секунд, как грянул второй выстрел, практически совпадающий по времени с командой “прекратить стрельбу!”. Трассер снаряда приближается к танку. Теперь это хорошо видно. Башня танка немного повернулась и меня прошиб холодный пот – первая цифра это номер моей роты. В это мгновение трассер совмещается с целью. Почти 400л топлива, мгновенно вспыхнули и факел в несколько метров высотой взметнулся над машиной. Видно, как полетели куски брезента, ящика ЗИП… Все оцепенели. Я пытаюсь сообразить, что делать. Если в танке пожар, то люки по инструкции лучше не открывать. Сработает ППО и есть надежда выбраться. Но танк боевой и загружен почти полный боекомплект… В это время открываются оба люка на башне и командир танка с наводчиком буквально катапультируются на грунт и бегут от танка.

Механика не видно. Идут секунды, рванет или не рванет? Механика нет. Значит не может выбраться. Что случилось ранен, или пушка не дает открыть люк. Наконец опомнился командир танка и они с наводчиком бросаются к машине. В это время с места срывается БМП начальника штаба батальона. Подскочив к горящему танку, он со своими связистами начал сбивать пламя песком и огнетушителями. Пушку отвернули и механик благополучно выбрался из машины. “Пожар потушен”, послышался доклад начальника штаба батальона по радио. Отлегло. Все живы, машина… а вот что с машиной… Мы перемигнулись с наводчиком. За учениями наблюдает Главком ГСВГ. Сраму-то теперь будет.

Особисты уже возле танка. Машина секретная. Меня к танку и на полсотни метров не подпустили. Главком построил экипаж, ребята итак напуганы, а тут еще и целый генерал армии перед ними. Командир танка докладывает, как и что получилось…

А получилось на самом деле вот что.

Танкисты увлеклись атакой. Командир не вертелся белкой в башне, поглядывая по сторонам где соседи? В атаке танк идет со скоростью примерно 200-300 м/мин. 4-5 минут прозевал – на целый километр можно убежать… Тут по ним и пальнули. Первый выстрел – недолет, второй – цель. Экипаж ничего не понял. Механик подумал, что тряхнуло машину от своего выстрела, в башне подумали, что механик в яму залетел. Сообразили, когда паленой соляркой запахло, сработало ППО и в эфире непонятные переговоры начались.

Наводчик орудия с командиром танка выскочили из машины, а про механика забыли впопыхах.

Механик к тому же по русски разговаривал плохо, управлять им не просто.

Что же произошло с машиной. Снаряд попал в кормовую часть и раскололся на три части. Один осколок срезал кронштейны крепления бочек и вызвал возгорание топлива в них. Второй осколок срезал с башни большой ящик с кормовым ЗИП и все, что крепилось на башне: запасные траки, коробки для аппаратов индивидуального дыхания (АТ-1) и пр. Головная часть пробила крышу силового отделения и зависла в нескольких миллиметрах от трубок высокого давления ТНВД. Горящее топливо стало растекаться по днищу из силового отделения по всей машине. Сработали датчики системы ППО и пожар внутри машины был остановлен. Подоспевшие связисты погасили пожар снаружи.

Таким образом подвижность танка удалось восстановить заменив крышу силового отделения. Ящики и траки тоже не проблема. А вот, что интересно: вышел из строя вертикальный привод стабилизатора. Как выяснилось, он являлся слабым местом. При сильном ударе, вызванном попаданием снаряда или при столкновении танков эта часть гидропривода напрочь выходила из строя.

Машину привезли на трейлере в часть и особисты и прочие специалисты несколько дней изучали характер повреждений, делали фотографии. Нас, конечно же к ней не подпускали на пушечный выстрел…

Вообще говоря экспериментов было много. На полковых тактических учениях без боевой стрельбы однажды попробовали весь полк (около 70 машин) включить в одну радиосеть. В батальонной радиосети командир взвода и тот практически не имел права голоса, не говоря уже о командире танка. А тут сразу на полк замахнулись! Несколько раз возвращались на исходное положение, пока не научились разворачиваться без связи. Вроде бы что-то похожее на атаку получилось.

Вообще говоря все тактические учения проводились достаточно шаблонно. И вот, что самое интересное. Основные усилия всегда сосредотачивались на двух моментах: первое красиво развернуться в боевую линию и второе – поразить цели.

Я не припомню, чтобы временной показатель играл какую-нибудь роль, кроме, как на марше.

Спрашивается, зачем командиры наносили на карты задачи, рассчитывали время выдвижения и развертывания? Наконец, самое интересное: никто и никогда не добивался выполнения задачи (имеется в виду в наступлении или в обороне с боевой стрельбой, особенно) к нанесенному на карту и записанному в приказе времени. А в реальном бою необходимо было выйти с победой на указанный рубеж именно к назначенному времени.

Последние мои учения в должности командира танковой роты были армейского масштаба. Исколесили добрую десятину Германии. Дивизия форсировала Эльбу в передовом отряде армии. Марши, марши и марши. Механики-водители изрядно устали. Тут и пригодилось умение командиров танков водить машину не хуже механика. Не зря, как говорится потели. Старшие начальники, конечно же стерли бы меня в порошок, если бы узнали, что командиры на марше подменяли механиков-водителей. Стояла прекрасная теплая и сухая погода. Как раз то, что меньше всего нужно на марше. Пыль стояла такая, что выдерживать дистанцию между машинами было очень сложно. Иногда впереди идущую машину просто не было видно. К вечеру подходили к району Альтенграббовского полигона (шли от Магдебурга через Ютербог). Утром погрузка и конец учений. Получаю доклад по радио о том, что на одной из машин (третьей в колонне роты) слетела гусеница. Ну смертельного в этом ничего нет. Дал команду уйти с маршрута и натянуть гусеничную ленту. Через полчаса привал и ожидание погрузки.

Подходит ко мне командир первого взвода и докладывает о столкновении на марше. На него налетела сзади идущая машина. Показал свороченный командирский люк на башне. Спрашиваю кто вел машину и кто сидел на башне (а у самого предчувствие нехорошее какое-то). Оказывается за рычагами сидел самолично командир взвода, а на башне сидел механик. Вызвал механика. Тот докладывает, что на крутом повороте взводный резко затормозил и машина которая шла сзади врубилась им в корму, т.к. механик в такой пыли увидел впереди идущий танк поздно. Тот гвардеец, который сидел на башне, конечно родился в рубашке. Он за секунду до столкновения инстинктивно обернулся и увидел в метре от себя летящий на него ствол пушки. Тренированный танкист просто свалился в люк, разбив свой нос об ТКН, чем спас себе жизнь. В это время танк уже выходил из ямы на повороте “убегая” от страшного удара. Поэтому машина получила минимум повреждений. Запросил второй танк по радио и выяснил, что все целы и невредимы. Дал нагоняй, чтобы до темноты гусеница была одета.

Какие повреждения получила налетевшая на командирский танк машина можно было только гадать, т.к. она осталась километрах в двух-трех сзади. Дело шло к ночлегу. Люди вымотались. Завтра утром начинается погрузка на железнодорожные платформы. Чуть свет выехал на танке к пострадавшей машине. Славные танкисты мирно похрапывали лежа на расстеленной гусеничной ленте. Я конечно вышел из себя и готов был пройтись по нерадивым служакам антенной от радиостанции, но удержался. Осмотрели танк снаружи. Видимых серьезных повреждений нет. Удар пришелся на левое направляющее колесо, за счет резкой остановки машина сильно клюнула вперед и удар пушкой пришелся в двух направлениях: горизонтальном и вертикальном. Одели гусеницу. Запустили двигатель и дали ход. Через пару метров гусеница аккуратным колечком легла на грунт. Осмотрели направляющее колесо. Оно явно несколько вывернуто наружу. Сняли бревно для самовытаскивания. Время уже поджимает. Уперли бревно в пострадавшее направляющее колесо и вторым танком пару раз ударили по второму концу бревна (аккуратно так, без разбега, значит). Результат миллиметровый, но уже, как говорится лучше. Ударили еще пару раз и одели гусеницу. Сел за рычаги сам. Командира взвода и экипаж расставил вдоль левого борта, чтобы следили за гусеничной лентой и дали знать, если она начнет “съезжать” с направляющего колеса. На первой передаче поползли к станции погрузки. Тащились около часа. Но дошли вовремя. Батальон уже погрузился и оставил одну платформу для наших двух машин. Погрузили хромоногий танк. Комбат построил батальон и объявил, что по предварительным итогам учений до вчерашнего дня лучшая была наша рота, ну а сегодня с утра она стала худшей, т.к. допустила вывод из строя техники.

Прибыли в часть. Хромоножку сразу поставили в ПТО. С командиром взвода и зам. ком. Роты по вооружению принялись осматривать и обнюхивать машину. Я сел на место командира танка и взглянул на казенник орудия. Ей-богу у меня волосы на голове зашевелились…

Казенная часть пушки при ударе концом ствола о башню впереди идущего танка с усилием увеличенным от “клевка” машины, помноженным на рычаг длинной в несколько метров, естественно пошла вниз. Крепление стопора пушки попоходному было с корнем вырвано из башни. Штанга сопротивляясь огромным нагрузкам растянулась так, что отверстия для пальца крепления ее к казеннику имели вид не окружности, а эллипса с порядочным эксцентриситетом.

Дальше больше. Палец крепления исполнительного цилиндра вертикального привода стабилизатора был переломлен, как спичка. Сам цилиндр лежал под кабиной МЗ.

Нижняя часть казенника нанесла страшный удар по рычагу подачи МЗ, разворотила тележку и сдвинула рычаг вперед на 20-30мм! Естественно сильные повреждения получили противооткатные устройства (ПОУ) и вращающееся контактное устройство (ВКУ).

Для того, чтобы осмотреть днище боевого отделения пушку пришлось опустить вниз и застопорить тросом, как при подготовке танка к погрузке.

Ходовая часть также получила повреждения. Левое направляющее колесо, конечно же требовало замены. Но ось кривошипа тоже оказалась согнутой градусов на 10.

Т-64Б были тогда суперсекретными и состояли на вооружении только трех первых рот батальонов, которые принято было называть снайперскими. Скандал выходил солидный.

Доложил по команде о состоянии машины. Позвонил лично заместителю командира дивизии по вооружению. Прекрасный был танкист. Спокойный, выдержанный, он умел выслушать любого подчиненного и оказать помощь командиру любого звена. Он конечно внимательно меня выслушал, спросил где находится машина и через час прибыл с командиром рембата и двумя прапорщиками. Он лично детально осмотрел машину и похвалил (!) за то, что все повреждения были названы нами правильно и ничего не скрыто. Потом, конечно хотел отругать, но сдержался. Честно сказал, что шею намылят всем, начиная с нас и заканчивая им. Впрочем в этом никто особо не сомневался. Через несколько часов специалисты из рембата, экипаж танка и мой заместитель по вооружению снимали изуродованный кривошип. Так, как он от удара доже сместился в основании, то пришлось высверливать болты, заваривать и зашлифовывать отверстия, а потом делать из снова и нарезать резьбу. Я тем временем в одном из классов разыскал работающий исполнительный цилиндр стабилизатора. Когда ходовая часть была восстановлена, заменено ВКУ и ПОУ, я с командиром взвода при помощи экипажа извлек на свет божий рычаг подачи МЗ. Его тоже пришлось заменить. На посадочной платформе рычага расточили отверстия для того, чтобы сдвинуть его назад в нормальное положение и подложили полумесяцы для фиксации нового смещения. Проверили на учебных боеприпасах – работает.

А вот электрогидропривод вертикального наведения пришлось менять, как и в случае с попаданием снаряда. Выходил из строя узел с электрическим приводом, который вращал гидронасос вертикального наведения. Это оказалось слабым местом танка при попаданиях снаряда или удара при столкновении.

Библиография:

Броне-Сайт, январь 2001 г. Энциклопедия танков

2010