Большая биографическая энциклопедия - ромодановский князь федор юрьевич

— ближний стольник при Царях Алексее Михайловиче, Феодоре, Иоанне и Петре Алексеевичах; потешный генералиссимус 4-х выборных Петровских гвардейских полков и адмирал; князь-кесарь, обладавший высшей юрисдикцией по делам гражданским и уголовным; начальник Преображенского Приказа и главный начальник города Москвы; Пресбургский король. Происходил из старинного рода князей Стародубских, ведущих свое происхождение от Рюрика. В родословной князей Стародубских значится, что потомок великого князя Владимира Святого, крестившего Русскую Землю, князь Иван Всеволодовичу получил от брата своего, великого князя Ярослава Всеволодовича в удел Стародуб, и что от него пошли князья Стародубские. Праправнук этого князя Ивана, князь Федор Андреевич Стародубский, имел сына князя Василия Ромодановского. В Бархатной Книге записано, что "У пятого сына князя Федора, княж Андреева сына Стародубского, у князя Василия Федоровича Ромодановского дети"... Таким образом, князь Василий Федорович Стародубский, прямой потомок Рюрика, живший во второй половине XV века, первый начал называться и писаться Ромодановским. Потомки этого князя служили в боярах и других высших званиях и чинах. Однако, по свидетельству Котошихина, при нем князья Ромодановские принадлежали к меньшим, или вторым родам Московской знати. В XVI и XVII веках фамилия Ромодановских встречается в перечне знатных родов второго разряда, члены которых служили как в боярах, так и в окольничих: в ХVІ веке, по 7108 год, они упоминаются в боярах всего один раз, а в XVII веке, по 7185 год — 5 раз. Но уже в царствование Алексея Михайловича — при жизни отца Федора Юрьевича — начинается возвышение фамилии Ромодановских. Так, дед Федора Юрьевича, князь Иван Иванович Ромодановский, пишется еще в Боярских книгах сначала стольником (1626 г.), а затем уже боярином (1657 год). Отец Федора Юрьевича, князь Юрий Иванович, также пишется стольником, а затем и боярином. Но, помимо этого, князь Юрий Иванович пользовался благосклонностью и неограниченным доверием Царя Алексея Михайловича и был его любимцем и другом.

Год и место рождения князя Федора Юрьевича, равно как и первые годы его службы, не известны, но по-видимому, как сын друга царского, князь Федор с малых лет находился при дворе. Когда в 1672 году праздновалось рождение Петра Алексеевича, то в числе десяти дворян, приглашенных к родинному столу в Грановитой Палате, князь Федор Юрьевич Ромодановский показан первым. После того он получил звание ближнего стольника, которое не переставал носить в течение всей своей долгой жизни. В боярской же книге князь Федор Юрьевич Ромодановский пишется комнатным стольником в 1675 году. В 1678 году также показан он в стольниках и в том же году был первым воеводою войск, действовавших против турок. 13-го августа этого года он разбил близ Чигирина турецкие войска, находившиеся под начальством Каплана-паши и Хана Крымского, и овладел всем их оружием и обозом. Быстрое возвышение князя Ромодановского начинается с первых лет царствования Петра Великого. Впервые о деятельности его в это царствование упоминается под 1689-м годом, во время второго стрелецкого бунта. Когда бунт был подавлен, и Царевна Софья заключена была в Новодевичий монастырь, — князю Федору Ромодановскому был поручен надзор за нею. "Для крепкого ее содержания вскоре поставлен был перед монастырем тем крепкий караул из потешных солдат Преображенского полка, над которым командовал тогда в главном правлении из комнатных стольников князь Федор Юрьевич Ромодановский, муж верный и твердый, со всегдашним надзирательством". Стоя во главе Преображенского полка, князь Ф. Ю. Ромодановский вместе с ним принимал деятельное участие во всех четырех потешных походах Петра. В октябре 1691 года, во время первого похода Петра на крепость Пресбург, построенную в 1684 г. Тиммерманом и бывшую стольным городом князя Федора Юрьевича, сам князь был назначен генералиссимусом и действовал под именем Фридриха Ромодановского. В результате "великого и страшного боя", "равнявшегося судному дню", ротмистр Петр Алексеев, т. е. сам царь Петр, взял генералиссимуса в плен. В 1693-м и в 1694-м гг. были сделаны два морских похода к Архангельску. Готовясь к походу 1693 года, "Петр выбрал лучших солдат для состава морских экипажей, придумал морские сигналы, начертил план маневров и назначил командиров будущего флота: адмиралом — генералиссимуса Ромодановского, вице-адмиралом — Бутурлина, а себя шкипером".

В походе 1694 года опять всей флотилией командовал адмирал Ромодановский, "человек", по выражению Петра: "зело смелый к войне, а паче к водяному пути". "С того похода Великий Князь Петр Алексеевич изволил прийти к Москве в августе месяце, а князя Федора Юрьевича Ромодановского встретили все палатные люди на Мытищах" (подмосковное село). В том же 1694 году, осенью, был сделан большой потешный поход Кожуховский (село Кожухове — в 4-х верстах от Москвы, по Коломенской дороге), и в этом походе князь Ф. Ю. Ромодановский занимал самое видное место, командуя "Русскою" армиею, состоявшею из потешных полков — Преображенского и Семеновского, — выборных полков солдатских — Лефортова и Бутырского, трех рот гранатчиков, восьми выборных рот рейтарских, двух рот даточных людей, под именем нахалов и налетов, и 20-ти рот стольничих и действовавшей против неприятельской армии, находившейся под командою "короля Польского" — Ивана Ивановича Бутурлина. Во время подготовления к походу был издан указ о высылке стольников, стряпчих и дворян к ротному учению. Люди приезжали в Москву, записывали приезды свои в Разряде, а из Разряда их всех отсылали в Преображенское, указывая явиться к князю Федору Юрьевичу Ромодановскому, в большом полку. В этом походе Ромодановский осаждал безымянную крепость, — село, защищаемое стрельцами и ротами из дьяков и подьячих под начальством Бутурлина. После 4-недельной осады село было взято, а плененный Бутурлин приведен в шатер к Ромодановскому. По словам современника, "Главнокомандующий был поздравлен от регулярных полков беглым огнем, чем вся сия примерная война и кончилась". После Кожуховского похода, приветствуемый, как победитель, генералиссимус Ромодановский задал великолепный пир всем участникам маневров.

В 1695 году, когда Петр отправился в Азовский поход, князь Ф. Ю. Ромодановский был им оставлен в Москве. К этому времени относится начало обширной переписки Петра и Ромодановского, продолжавшейся и в последующие годы, во время отъездов Петра из Москвы. Петр сообщает в этих письмах о своих делах, о постройке флота и т. п. или просто возвещает о своем здоровье. Из переписки этой, по тому времени весьма оживленной (сохранилось 17 писем, написанных Петром князю с мая по ноябрь 1695 года, и много писем князя к Государю за этот период) видно, что князь Федор Юрьевич пользовался неограниченным доверием Царя и что ему было поручено ведать важнейшие дела. В письменных сношениях Петр окружает Ромодановского тем же почетом, как и в личных, величает его высшими титулами: Siir, Min Her Kenich, Ваше Пресветлейшество, Ваше Величество и т. п., являет перед ним вид подданного. Так, в письме из Нижнего от 19-го мая 1695 года Петр пишет: "Min Her Kenich. Письмо Вашего Пресветлейшества, государя моего милостиваго, в стольном граде Пресшпурхе мая в 14 день писанное, мне в 18 день отдано, за которую вашу государскую милость должны до последней капли крови своей пролить, для чего и ныне посланы... Засим отдаюсь в покров щедрот Ваших, всегдашний раб пресветлейшего вашего Величества бомбардир Piter". Также и в других письмах к Ромодановскому и другим лицам Петр постоянно пишет о "государевой" его (князя Р.) милости, о счастливом его пребывании в государстве, подписываясь: "Его Пресветлейшества, генералиссимуса князя Федора Юрьевича бомбардир", "under Knech Piter", "Aldach iv Knecht", "холоп ваш Kaptein Piter" и т. п. и адресуя письма "Государю князю Федору Юрьевичу".

Нельзя не отметить также весьма интересного по своей форме письма Петра к Ромодановскому от 19-го июня 1695 года. "Сего месяца в 14 день отец твой, великий господин святейший кир Ианникит, архиепископ Прешпурский и всея Яузы и всего Кокуя патриарх, такожде холопы твои... в добром здравии. Нижайшие услужники пресветлого вашего величества Ивашка меньшой Бутурлин, Яшка Брюс, Федька Троекуров, "Петрушка Алексеев", Ивашка Гумерт — челом бьют". Но в большинстве случаев письма выдерживались в строгом, официальном тоне; особенно это следует сказать про письма в случаях важных. Так, 20-го июля 1696 года, донося о сдаче Азова, Петр писал: "Min Her Koninch. Известно вам, государю, что благословил Господь Бог оружия ваша государския, понеже вчерашнего дня молитвой и счастьем вашим государским, Азовцы, видя конечную тесноту, сдались, а каким поведением и что чего взято, буду писать в будущей почте. Изменника Якушку отдали жива. Piter". Любопытно отметить, что в последующие годы — во время Шведской войны — письма Петра изменяют свой характер; нет уже прежнего величания, нет торжественности. Адресует он письма просто князю Федору Юрьевичу, и даже князю Федору. Воля Петра здесь кратко и определенно выражается словом: "изволь". Но в торжественных случаях, при известиях о победах и пр., Петр по старому обращается к Ромодановскому в высоко почтительней форме: "Известно Вашему Величеству" и т. д. — Ответные письма князя Федора Юрьевича почти всегда носят строго деловой характер. Только иногда и он позволяет себе шутку, заканчивая письмо словами: "Последней пьяной Фетка Чемоданов, воспоминая вас за пипкою, челом бьет", или делая, например, выговор "капитану Питеру" за то, что тот поздравил его с праздником Пасхи заодно с другими. Петр немедленно отвечал: "Изволишь писать про вину мою, что я ваши государские лица вместе написал с иными, и в том прошу прощения, потому что корабельщики, наши братья, в чинах неискусны".

Особенное возвышение Ромодановского относится к 1697 году. Отправляясь с посольством в путешествие за границу, Петр поручил управление Москвою совету, составленному из бояр: Льва Кирилловича Нарышкина, князя Петра Ивановича Прозоровского, князя Бориса Алексеевича Голицына, Тихона Никитича Стрешнева и ближнего стольника князя Федора Юрьевича Ромодановского, объявив сего последнего председателем совета и Наместником в Москве. "А чтоб уважить более главного правителя князя Ромодановского, то дал ему титло Князя Кесаря и Величества, и сам делал вид перед ним подданного". Письмо Царя от 18 апреля 1697 года, писанное, вероятно, из Митавы, свидетельствует о том, что Петр позаботился и о средствах, которыми должна была поддерживаться власть князя-кесаря: последний получил от Царя "некоторую вещь на отмщенье врагов своего маестату". "Вещью" этой была особая машина или, как называл ее Петр, "мамура" для отсекания голов. Это видно из письма князя к Царю, писанного в августе того же года: "Писал Ты, господине, ко мне в своем письме, чтоб к тебе отписать, которая от тебя прислана мамура ко мне Московским людем недобрым в подарки, и тою мамурою учинен опыт над крестьянином Покровского села, что прежь сего бывало Рупцово, отсечена голова за то, что он зарезал посацкого человека; пытан трожды и в том винился, что зарезал с умыслу. Другова человека своего, Сидорку серебряника, который был в Московском разбое с Ваською Зверевым, тою ж мамурою указ учинен. А еще многие такие ж той мамуре подлежат, только еще указ не учинен, и к сей почте к ведомости не поспело. Буду о том к тебе впредь писать К. Ф. Р.". События последующего, 1698 года оправдали целесообразность особых полномочий, которыми был облечен князь Ромодановский. Когда стрельцы самовольно двинулись к Москве с Литовской границы (бывшей тогда у Великих Лук), где со времени первого бунта находились они в виде ссылки под командой князя Михаила Григорьевича Ромодановского, — бояре сильно обеспокоились, и лишь распорядительностью князя Федора Юрьевича Ромодановского бунт был подавлен. Об этом бунте Ромодановский доносил Петру: "Известно тебе, господине, буди: которые стрелецкие 5 полков были на Луках Великих с князем Михаилом Ромодановским, а из тех полков побежали в разных числах и явились многие на Москве в Стрелецком Приказе в разных же числах 40 человек и били челом винами своими о побеге своем и побежали-де они оттого, что хлеб дорог. И князь Иван Борисович в Стрелецком Приказе сказал стрельцам указ, чтобы они по прежнему государеву указу в те полки шли. И они сказали князь Ивану Борисовичу, что иттить готовы, и выдал бы стрельцам за те месяцы, на которые не дано стрельцам, деньгами. И им на те месяцы и выдали деньгами. И после того показали стрельцы упрямство и дурость перед князь Иваном Борисовичем и с Москвы иттить не хотели, допрасу..., а такую дурость и невежество перед ним явили, и о том подлинно хотел писать милости вашей сам князь Иван Борисович... Прислал ко мне князь Иван Борисович с ведомостью... реля против четвертого числа часа в отдачу... хотят стрельцы иттить в город и бить в колокола у церквей. Я по тем вестям велел полки собрать Преображенский, Семеновский и Лафертов и, собрав, для опасения послал полуполковника князя Никиту Репнина в Кремль, а с ним послано солдат с 700 человек с ружьями во всякой готовности. А Чамарса с тремя ротами Семеновскими велел обнять у всего Белого города ворота все. И после того от стрельцов ничего, слуху никакого не бывало. А как они невежеством говорили, — и на завтра князь Иван Борисович собрал бояр и боярам стрелецкий приход к Москве и их невежество боярам доносил. И бояре усоветовали в сиденье и послали по меня, и говорили мне, чтоб послать мне для высылки стрельцов на службу полковника с солдаты; а с ним послал солдат с шестьсот человек и велел сказать стрельцам государев указ, чтобы они шли на службу у Троицы по прежнему государеву указу, где кто в которых полках был. И стрельцы сказали ему, Чамарсу, что мы иттить на службу готовы; и пошли на завтрея — которые были на Луках Великих — те на Луки, а иные в Торопец, а пятого сборного полка во Брянск. А для розыску и наказания взяты в Стрелецкий Приказ из тех стрельцов 3 человека да четвертый стрелецкий сын. А стрельцы пошли на службу и без них милостью Божей все смирно". В ответ на это донесение Петр писал Ромодановскому 9-го мая из Амстердама: "В том же письме объявлено бунт от стрельцов и что вашим правительством и службою солдат усмирен. Зело радуемся; только зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил — Бог тебя судит!

Не так было говорено на загородном дворе в сенях. Для чего и Автамона (Головина, командира Преображенского полка) взял, что не для этого? А буде думаете, что мы пропали (для того, что почты задержались), и для того, боясь, и в дело не вступаешь: воистинно скорее бы почты весть была; только, слава Богу, ни един человек не умер: все живы. Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий. Мало ль живет, что почты пропадают? А ce в ту пору была и половодь. Неколи ничего делать с такою трусостью! Пожалуй, не осердись: воистинно от болезни сердца писал". Но вытесненные из столицы стрельцы не успокоились и вскоре снова подняли мятеж. По словам Голикова, в числе лиц, намеченных стрельцами к убийству, был и князь Федор Юрьевич Ромодановский. Об этом новом мятеже Ромодановский доносил "...Слушав бояре тех допросных речей и полковничьих писем, приговорили: против тех ослушников иттить с Москвы с полки боярину и воеводе Алексею Семеновичу Шеину с товарищи и в полку у него быть Московских чинов людям и отставным и недорослям Московского же чину всем, да солдатам" (письмо от 17-го июня). Видя серьезность положения, Петр писал в ответ на это письмо из Вены 16-го июля 1698 года. "Min Her Kenih, письмо твое, июня 17-го дня писанное, мне отдано, в котором пишешь ваша милость, что семя Ивана Михайловича (Милославского) растет, в чем прошу быть вас крепких, а кроме сего, ничем сей огнь угасить не мочьно. Хотя зело нам жаль нынешнего полезного дела (поездки в Венецию), однакоже сей ради причины будем к вам так, как вы не чаете. Piter".

Как до, так и после возвращения Петра, главный розыск по стрелецкому делу чинил князь Ф. Ю. Ромодановский. Но особенно развертывается его деятельность по возвращении Петра. В Преображенском — месте этого в высшей степени строгого допроса — пылало ежедневно, как свидетельствуют современники, по тридцати и более костров. Ежедневно происходили казни. Князь Федор Юрьевич превосходил других свирепостью розыска в такой же степени, как и был вообще суровее прочих: в изыскании истины он был упрям и строг даже до бесчеловечия. Во время казней Ромодановский собственноручно одним и тем же лезвием отсек 4-м стрельцам головы. Следует отметить, что в характеристике Ромодановского сходятся все исследователи. Так, весьма ярко его рисует Бантыш-Каменский: "Князь Федор Юрьевич Ромодановский был человек права жестокого, не знал, как милуют. Вид его, взор, голос вселял в других ужас. Воров Ромодановский вешал за ребра": таким образом им было однажды повешено 200 человек. Неоднократно сам Петр упрекал Ромодановского в жестокости. Так, в одном из писем (от 22-го декабря 1697 года из Амстердама) Государь писал: "Зверь! долго ль тебе людей жечь? И сюды раненые от вас приехали. Перестань знаться с Ивашкой (Хмельницким, т. е. пьянствовать). Быть от него роже драной". Достаточно выразительны и собственные слова Ромодановского, писанные Петру в ответ на это обвинение в пьянстве: "Неколи мне с Ивашкою знаться — всегда в кровях омываемся"; ваше то дело на досуге стало знакомство держать с Ивашкой, а нам недосуг".

В 1699 году Петр, опять покидая столицу, вновь передал всю полноту власти в руки Ромодановского и в частности поручил ему продолжение розыска по делу стрельцов. Розыск занимал 1698 и 1699 годы, но и после этого розыскная деятельность Ромодановского не замерла, а напротив, — расширилась. Стоя с первых лет правления Петра во главе Преображенского Приказа, Ромодановский ведал дела, как политические, так и общеполицейские. Но в начале XVIII столетия в Преображенском Приказе сосредоточиваются дела исключительно политические. Указом 1702 года приказывается всех людей, доносивших "Государево слово и дело", присылать в Преображенский Приказ, к стольнику князю Федору Юрьевичу Ромодановскому. Тенденция изъять из ведения "страшного Пресбургского короля" обычные уголовные дела заметна у Петра еще в 1698 году. Когда лучший из учеников "морского дела", посланных Петром за границу, Скляев, при проезде из-за границы в Воронеж, где его ожидал Царь, задрался в Москве с Преображенскими солдатами и вместе с товарищем своим, Лукьяном Верещагиным, попал в руки Ромодановского, Петр, указывая на то, что данное дело — не государственное, просил князя-кесаря освободить виновных. На это князь отвечал: "Что ты изволишь ко мне писать о Лукьяне Верещагине и о Скляеве, будто я их задержал, — я их не задержал, только у меня сутки ночевали. Вина их такая: ехали Покровскою слободою пьяны и задрались с солдаты Преображенского полку, изрубили двух человек солдат и по розыску явилось на обе стороны неправы; и я, розыскав, высек Скляева за его дурость, также и челобитчиков, с кем ссора учинилась, и того часу отослал к Федору Алексеевичу (Головину). В том на меня не прогневись: не обык в дуростях спускать, хотя б и не такова чину были". Но не только привычка заставляла князя Ромодановского разбирать дела и не политические: он должен был, как глава государства, оберегать порученных ему Петром мирных граждан от насилий и грабежей и вести войну с разбойниками, от которых не было житья.

Среди насильников бывали и знатные люди, которым князь Ромодановский также не давал пощады. Он старался отклонять от себя дела, в которых были замешаны его родственники, чтобы не навлечь на себя обвинения в пристрастии и дабы не быть "в ругательстве и лае". Когда муж его дочери Федосьи Феодоровны Абрам Федорович Лопухин был обвинен в замыслах против Государя, князь Федор Юрьевич не замолвил за него ни единого слова, и Лопухин был казнен. В ряду разнообразных дел Ромодановский вел в 1705 году расследование о "ворах" Астраханских и с Дону, а в 1707 году — по делу Мазепы. Ведая Преображенский Приказ, занимая должность, которая важностью своей и силой ни с какой другой не равнялась, Ромодановский вместе с тем ведал еще и другие дела. В 1698 году князь имел смотрение за торговлею табаком, ведал пошлинным табачным сбором и должен был, по должности начальника Преображенского Приказа, расследовать дело о злоупотреблениях табачного откупщика Орленка. Петр писал ему: "Писал ко мне Виниус, жалуясь на Орленка и товарищей его во всяких насильствах и убийствах в Сибири, — и то изволь своим премудрым разумом разыскать, чтоб тамошние дикие края к какому смущению не пришли". В 1703 году ведал он Аптекарский и Сибирский Приказы. Как главный начальник города Москвы, князь Ромодановский в 1700 г. производил сбор денег с обывателей для замощения столицы. В 1701 г., после сильного пожара, опустошившего Москву, князь Федор Юрьевич занялся отстраиванием вверенной ему столицы. Наряду с этим князь Ф. Ю. Ромодановский заведовал снабжением армии артиллерией, литьем пушек, и заготовлением снарядов к ним. Наконец, князь и ведал производством в чины, которые от него получал и сам Петр: все высшие чины — полковника (1706 г.) генерал-поручика и шоутбейнахта (контр-адмирала; 1709) и вице-адмирала (1714) были пожалованы Петру Князем-Кесарем. Особенно большой торжественностью было обставлено последнее производство. Князь-кесарь Ромодановский сидел в Сенате. Весь кортеж, сопровождавшие Царя, остановился перед палатами сенатскими. Петр велел доложить Его Величеству Князю Кесарю и, получив позволение, вошел и подал Князю-Кесарю рапорт и рекомендательное о себе от Генерал-адмирала графа Ф. M. Апраксина письмо. Князь Кесарь, прочитав вслух рапорт и письмо, похвалил Царя за службу и пожаловал его вице-адмиралом сказав: "Здравствуй, Вице-Адмирал!" В этой церемонии, а также в том величании, которым окружал Петр Ромодановского, некоторые исследователи склонны видеть насмешку над ним Петра, а в лице Ромодановского — шута. Соловьев идет даже еще дальше и пишет: "Ромодановский был шутовской адмирал, как был шутовской король, шутовской генералиссимус". С этим, однако, нельзя согласиться. Правда, один из современников князя Ф. Ю. Ромодановского князь Борис Иванович Куракин, передавая в своей "Гистории о Царе Петре Алексеевиче" о забавах Царя, о потешных его баталиях и о том, как баталии эти происходили под начальством двух "шутошных" государей, одним из которых был князь Федор Юрьевич, склонен перенести эту "шутошность" и на самую личность князя, говоря, что он был "характеру партикулярного и собою видом, как монстра, превеликий нежелатель добра никому, пьян во вся дни", но этот отзыв вряд ли может считаться вполне беспристрастным. Свидетельство о "партикулярном" характере князя Ф. Ю. Ромодановского плохо мирится с известиями о достигнутых им на поле брани успехах, о победе его над турками и татарами и удачном ведении потешных баталий, а также о том умении, с которым князь ведал артиллерийским снабжением армии во время походов Петра Великого. Достаточно проследить переписку Петра с князем по сему вопросу, чтобы убедиться, насколько Царь доверял ему в этом деле и как умело справлялся князь с данными ему Царем поручениями. Например, 1706 года, 22 дня февраля, Петр писал Ромодановскому:

"Sir. Письмо ваше государское приняв, ответствую, Пороху изволь держать 25000 пут постоянна всегда, а что убудет, тотчас дополнить. Фетилю 400 пут изволь прислать; також 600 палуб для пороха и две тысячи телег простых с нарочитым числом колес и осей [сиу б число с теми б было, которые в Смоленску есть], также 20 пушек полковых новова образца, [при которых железные мортирцы есть] и 20 медных мортирцов [которых по два на одном станку без пушек] нового же обрасца прислать в Смоленеск поскоряя. Да послал я при сем письме два текена пушкам, 12-и 6-оунтовой. Изволь зделав, також сим путем прислать в Смоленеск все сие. Которое как привезут в Смоленск, прежде бы описывались к нам в полки, а, не описафся, не возили. Здесь, слава Богу, все добро, и наши в Гродне во всякой делости, и ведомости частые от них емеем".

Об исполнении распоряжений государя, объявленных в этом письме, князь Ромодановский сообщил Петру Великому в нижеследующих трех письмах: "Господине капитан Петр Алексеевич, здравие твое да сохранит десница Вышнего на лета многа. Писмо твое мне отдано февраля в 25 день, в котором писано о присылке пушек в Смоленеск трехфунтовых с мартирцы да дватцать мартирцов, которые по два на станку. Вышлю тотчас в Смоленск; палубы и телеги против писма приказал делать; двенатцатифунтовых пушек десять, пятифунтовых десять же делать почяли, и делают немедленно днем и по начам. И что чево будет в готовности, отпущать прикажу без задержания. И велел до вашей милости из Смоленска описыватца, что чево в Смоленск привезено будет".

"Господине капитан Петр Алексеевич, здравие твое да сохранит десница Вышнего на лета многа. Извесно милости твоей буди: против писма милости твоей отпущено в Смоленеск дватцать пушек трехфунтовых с мартирцами железными да дватцать мартирцав медных, которых по два на станке, четыреста пуд фетилю, да десеть тесечь восемсот граната штифунтовых, сто деветь палуб, да в Смоленску девяноста три палубы. А достальные палубы делают наскора, также и телеги против твоево писма; и велено надзирать над всеми, чтоб делали денно и ношна. Пушки двенатцатифунтовые и штифунтовые к литью готовятца, и, чаю, милостию Божию не замедлетца. В остатке восемдесят мартирцав медных, по два на станке; как об них укажешь: все ль присылать в Смоленеск, или до указу быть на Москве? О том желаю отповеди".