Краткие содержания произведений - анатоль франс - современная история

жена префекта, приобрела облачения, триста лет хранившиеся в ризнице люзанской церкви, и пустилана обивку мебели, из чего видно, что преподаватель красноречия не отличается ни строгостью нравов,

ни стойкостью убеждений. А между тем аббату Лантеню стало известно, что сей недостойный пастырьсобирается претендовать на епископский сан и пустующую в этот момент туркуэнскую кафедру. Надо лиговорить, что ректор семинарии — аскет, подвижник, богослов и лучший проповедник епархии — самне отказался бы принять на свои плечи бремя тяжких епископских обязанностей. Тем более что болеедостойную кандидатуру сложно найти, ибо если аббат Лантень и способен причинить зло ближнемусвоему, то лишь во умножение славы Господней.Аббат Гитрель действительно постоянно виделся с префектом Вормс-Клавленом и его супругой, чейглавный грех состоял в том, что они — евреи и масоны. Дружеские отношения с представителемдуховенства льстили чиновнику-иудею. Аббат же при всем своем смирении был себе на уме и знал ценусвоей почтительности. Она была не так уж велика — епископский сан.В городе была партия, которая открыто называла аббата Лантеня пастырем, достойным занятьпустующую туркуэнскую кафедру. Раз уж городу *** выпала честь дать Туркуэну епископа, то верующиебыли согласны расстаться с ректором ради пользы епархии и христианской родины. Проблемусоставлял лишь упрямый генерал Картье де Шальмо, который никак не желал написать министрукультов, с коим был в хороших отношениях, и замолвить словечко за претендента. Генерал соглашалсяс тем, что аббат Лантень — превосходный пастырь и, будь он военным, из него вышел бы прекрасныйсолдат, но старый вояка никогда ничего не просил у правительства и теперь не собирался просить.

Так что бедному аббату, лишенному, как все фанатики, умения жить, ничего не оставалось, какпредаваться благочестивым размышлениям да изливать желчь и уксус в беседах с г-ном Бержере,

преподавателем филологического факультета. Они прекрасно понимали друг друга, ибо хоть г-нБержере и не верил в Бога, но был человеком умным и разочарованным в жизни. Обманувшись в своихчестолюбивых надеждах, связав себя узами брака с сущей мегерой, не сумев стать приятным для своихсограждан, он находил удовольствие в том, что понемногу старался стать для них неприятным.Аббат Гитрель — послушное и почтительное чадо его святейшества папы — времени не терял иненавязчиво довел до сведения префекта Вормс-Клавлена, что его соперник аббат Лантеньнепочтителен не только по отношению к своему духовному начальству, но даже по отношению к самомупрефекту, коему не может простить ни принадлежности к франкмасонам, ни иудейского происхождения.

Конечно, он раскаивался в содеянном, что, впрочем, не мешало ему обдумывать следующие мудрые ходы иобещать самому себе, что, как только обретет титул князя церкви, то станет непримирим со светскойвластью, франкмасонами, принципами свободомыслия, республики и революции. —Борьба вокругтуркуэнской кафедры шла нешуточная. Восемнадцать претендентов добивались епископскогооблачения; у президента И у папского нунция были свои кандидаты, у епископа города *** — свои.

Аббату Лантеню удалось-таки заручиться поддержкой генерала Картье де Шальмо, пользующегося вПариже большим уважением. Так что аббат Гитрель, за чьей спиной стоит лишь префект-иудей, отстал вэтой гонке.Г-н Бержере не был счастлив. Он не имел никаких почетных званий и был непопулярен в городе.

Конечно, как истинный ученый наш филолог презирал почести, но все-таки чувствовал, что кудапрекрасней презирать их, когда они у тебя есть. Г-н Бержере мечтал жить в Париже, познакомиться состоличной ученой элитой, спорить С ней, печататься в тех же журналах и превзойти всех, ибосознавал, что умен. Но он был непризнан, беден, жизнь ему отравляла жена, считавшая, что её муж —мозгляк и ничтожество, присутствие которого рядом она вынуждена терпеть. Бержере занимался«Энеидой», но никогда не был в Италии, посвятил жизнь филологии, но не имел денег на книги, а свойкабинет, и без того маленький и неудобный, делил с ивовым манекеном супруги, на котором тапримеряла юбки собственной работы.Удрученный неприглядностью своей жизни, г-н Бержере предавался сладким мечтам о вилле на берегусинего озера, о белой террасе, где бы можно было погружаться в безмятежную беседу с избраннымиколлегами и учениками, среди миртов, струящих божественный аромат. Но в первый день нового годасудьба нанесла скромному латинисту сокрушительный удар. Вернувшись домой, он застал жену со своимлюбимейшим учеником г-ном Ру. Недвусмысленность их позы означала, что у г-на Бержере выросли рога.

В первый момент новоиспеченный рогоносец ощутил, что готов убить нечестивых прелюбодеев на местепреступления. Но соображения религиозного и нравственного порядка вытеснили инстинктивнуюкровожадность, и омерзение мощной волной залило пламя его гнева. Г-н Бержере молча вышел изкомнаты. С этой минуты г-жа Бержере была ввергнута в адскую пучину, разверзшуюся под крышей еёдома. Обманутый муж не стад убивать неверную супругу. Он просто замолчал. Он лишил г-жу Бержереудовольствия видеть, как её благоверный неистовствует, требует объяснений, исходит желчью… Послетого как в гробовом молчании железная кровать латиниста была водворена в кабинет, г-жа Бержерепоняла, что её жизнь полновластной хозяйки дома закончилась, ибо муж исключил падшую супругу изсвоего внешнего и внутреннего мира. Просто упразднил. Немым свидетельством произошедшегопереворота стала новая служанка, которую привел в дом г-н Бержере: деревенская скотница, умевшаяготовить только похлебку с салом, понимавшая лишь простонародный говор, пившая водку и даже спирт.

Новая служанка вошла в дом, как смерть. Несчастная г-жа Бержере не выносила тишины и одиночества.

Квартира казалась ей склепом, и она бежала из нее в салоны городских сплетниц, где тяжело вздыхалаи жаловалась на мужа-тирана. В конце концов местное общество утвердилось во мнении, что г-жаБержере — бедняжка, а супруг её — деспот и развратник, держащий семью впроголодь радиудовлетворения своих сомнительных прихотей. Но дома её ждали гробовое молчание, холодная постельи служанка-идиотка…И г-жа Бержере не выдержала: она склонила свою гордую голову представительницы славной семьиПуйи и отправилась к мужу мириться. Но г-н Бержере молчал. Тогда, доведенная до отчаяния, г-жаБержере объявила, что забирает с собой младшую дочь и уходит из дома. Услыхав эти слова, г-н Бержерепонял, что своим мудрым расчетом и настойчивостью добился желанной свободы. Он ничего не ответил,

лишь наклонил голову в знак согласия.Г-жа Бержере как сказала, так и поступила — покинула семейный очаг. И она оставила бы по себе вгороде хорошую память, если бы накануне отъезда не скомпрометировала себя необдуманнымпоступком. Придя с прощальным визитом к г-же Лакарель, она очутилась в гостиной наедине с хозяиномдома, который пользовался в городе славой весельчака, вояки и завзятого поцелуйщика. Чтобыподдерживать репутацию на должном уровне, он целовал всех женщин, девиц и девочек, встречавшихсяему, но делал это невинно, ибо был человеком нравственным. Именно так г-н Лакарель поцеловал и г-журержере, которая приняла поцелуй за признание в любви и страстно ответила на него. Именно в этуминуту в гостиную вошла г-жа Лакарель.Г-н Бержере не ведал грусти, ибо был наконец свободен. Он был поглощен устройством новой квартирыпо своему вкусу. Наводящая ужас служанка-скотница получила расчет, а её место заняладобродетельная г-жа Борниш. Имено она привела в дом латиниста существо, ставшее ему лучшим другом.

Однажды утром г-жа Борниш положила у ног хозяина щенка неопределенной породы. В то время как г-нБержере полез на стул, чтобы достать книгу с верхней полки стеллажа, песик уютно устроился вкресле. Г-н Бержере упал с колченогого стула, а пес, презрев покой и уют кресла, бросился егоспасать от страшной опасности и, в утешение, лизать в нос. Так латинист приобрел верного приятеля.

В довершение всего г-н Бержере получил вожделенное место ординарного профессора. Радостьомрачали лишь крики толпы под его окнами, которая, зная, что профессор римского права сочувствуетеврею, осужденному военным трибуналом, требовала крови почтенного латиниста. Но вскоре он былизбавлен от провинциального невежества и фанатизма, ибо получил курс не где-нибудь, а вСорбонне.Пока в семье Бержере развивались вышеописанные события, аббат Гитрель времени не терял. Онпринял живейшее участие в судьбе часовни Бельфийской Божьей матери, которая, по утверждениюаббата, была чудотворной, и снискал уважение и благосклонность герцога и герцогини де Бресе. Такимобразом, преподаватель семинарии стал необходим Эрнсту Бонмону, сыну баронессы де Бонмон, которыйвсей душой стремился быть принятым в доме де Бресе, но его иудейское происхождение препятствовалоэтому. Настойчивый юноша заключил с хитроумным аббатом сделку: епископство в обмен на семействоде Бресе.Так умный аббат Гитрель стал монсеньором Гитрелем, епископом туркуэнским. Но самоепоразительное состоит в том, что он сдержал слово, данное себе в самом начале борьбы заепископское облачение, и благословил на сопротивление властям конгрегации своей епархии, которыеотказались платить непомерные налоги, наложенные на них правительством.Г-н Бержере поселился в Париже вместе со своей сестрой Зоей и дочерью Полиной. Он получил кафедрув Сорбонне, его статью в защиту Дрейфуса напечатали в «Фигаро», среди честных людей своегоквартала он заслужил славу человека, отколовшегося от своей братии и не пошедшего За защитникамисабли и кропила. Г-н Бержере ненавидел фальсификаторов, что, как ему казалось, позволительнофилологу. За эту невинную слабость газета правых немедленно объявила его немецким жидом и врагомотечества. Г-н Бержере философски отнесся к этому оскорблению, ибо знал, что у этих жалких людишекнет будущего. Всем своим существом этот скромный и честный человек жаждал перемен. Он мечтал оновом обществе, в котором каждый получал бы полную цену за свой труд. Но, как истинный мудрец, г-нБержере понимал, что ему не доведется увидеть царство будущего, так как ведь все перемены всоциальном строе, как и в строе природы, происходят медленно и почти незаметно. Поэтому человекдолжен работать над созданием будущего так, как ковровщики работают над шпалерами, — не глядя. Иединственный его инструмент — это слово и мысль, безоружная и нагая.

См. также:

Чингиз Айтматов Плаха, Александр Дюма Граф Монте-кристо, Итало Кальвино Барон На Дереве, Франко Саккетти Триста Новелл, Народные И Древнерусские Произведения Подвиги Геракла, Выбор Пути, А П Чехов В Овраге