Краткие содержания произведений - евгений евтушенко - братская гэс

свою вещую туманность. Дай, Пастернак, чтобы твоя свеча вовек горела во мне. Есенин, дай на счастьенежность мне. Дай, Маяковский, грозную непримиримость, чтобы и я, прорубаясь сквозь время, смогсказать о нем товарищам-потомкам.Мне за тридцать. По ночам я плачу о том, что по мелочам растратил жизнь. У всех у нас одна болезньдуши — поверхностность. Мы на все даем полуответы, а силы угасают…Вместе с Галей мы осенью ехали по России к морю и за Тулой повернули на Ясную Поляну. Там мыпоняли, что гениальность — это связь высоты с глубиной. Три гениальных человека заново родилиРоссию и не раз еще родят ее: Пушкин, Толстой и Ленин.Мы снова ехали, ночевали в машине, и я думал о том, что в цепи великих прозрений, быть может,

недостает всего лишь звена. Ну, что же — наш черед.Я умоляю: люди, украдите мою память! Я вижу, что все в мире не ново, все точь-в-точь повторяетДревний Египет. Та же подлость, те же тюрьмы, то же угнетение, те же воры, сплетники, торгаши…А что за лик у нового сфинкса под названием Россия? Вижу крестьян,рабочих, есть и писцы — их оченьмного. А это, никак, пирамида?Я, пирамида, кое-что тебе расскажу. Я видала рабов: они работали, потом восставали, потом ихсмиряли… Какой из этого толк? Рабство не уничтожено: по-прежнему существует рабствопредрассудков, денег, вещей. Никакого прогресса нет. Человек — раб по природе и не изменитсяникогда.Терпенье России — это мужество пророка. Она терпела — а потом взрывалась. Вот я ковшомэкскаватора поднимаю к тебе Москву. Смотри — там что-то случилось.Все жители города — и вор, и царь, и боярыня с боярчонком, и купец, и скоморохи — спешат на казньСтеньки Разина. Стенька едет на телеге и думает о том, что хотел народу добра, но что-то его подвело,

может, малограмотность?Палач поднимает голубой, как Волга, топор, и Стенька видит в его лезвии, как у безликой толпыпрорастают ЛИЦА. Его голова катится, прохрипев «Не зазря…», и смеется над царем.Братская ГЭС продолжаетА теперь, пирамида, я покажу тебе кое-что еще.Они были еще мальчишками, но звон шпор не заглушал для них чьи-то стоны. И мальчики гневнонашаривали шпаги. Сущность патриота — восстать во имя вольности.На Семеновском плацу пахнет Сенатской площадью: казнят петрашевцев. Надвигают на глазакапюшоны. Но один из казнимых сквозь капюшон видит всю Россию: как буйствует по ней Рогожин,

мечется Мышкин, бредет Алеша Карамазов. А вот палачи ничего подобного не видят.Когда Чернышевский встал у позорного столба, ему с эшафота была видна вся Россия, как огромное«Что делать?». Чья-то хрупкая рука бросила ему из толпы цветок. И он подумал: настанет срок, и эта жерука бросит бомбу.В руках приказчиков мелькают товары, пристав наблюдает за порядком. Икая, катит икорный бог. Абаба продала свою картошку, хватила первача и упала, пьяная, в грязь. Все смеются, тычут в неепальцами, но какой-то яснолобый гимназист поднял её и повел.Россия — не пьяная баба, она родилась не для рабства, и её не втопчут в грязь.Братская ГЭС обращается к пирамидеПервоосновой революций является доброта. В Зимнем еще пирует Временное правительство. Но вотуже разворачивается «Аврора», вот взят дворец. Всмотрись в историю — там Ленин!Пирамида отвечает, что Ленин идеалист. Не обманывает только цинизм. Люди — рабы. Это азбучно.Но Братская ГЭС отвечает, что покажет другую азбуку — азбуку революции. Вот учительница Элькинана фронте в девятнадцатом учит красноармейцев грамоте. Вот сирота Сонька, сбежав от кулакаЗыбкова, приходит на Магнитку и становится красным землекопом. У нее латаный ватник, драныеопорки, но вдвоем со своим любимым Петькой они кладутБратская ГЭС ревет над вечностью: «Никогда коммунисты не будут рабами!» И, задумавшись,

египетская пирамида исчезает.Ах, магистраль-транссибирочка! Помнишь, как летели по тебе вагоны с решетками? Было многострашного, но не тужи об этом. Теперь вот на вагонах надпись: «Едет Братская ГЭС!» Едет девчонка соСретенки: в первый год её косички будут примерзать к раскладушке, но она выстоит, как все.Встанет Братская ГЭС, и Алеша Марчук будет в Нью-Йорке отвечать на вопросы о ней.Идет бабушка по тайге, а в руках у нее цветы. Раньше в этом лагере жили заключенные, а теперь —строители плотины. Окрестные жители несут им кто простыни, кто шанежки. А вот бабка несет букет,

плачет, крестит экскаваторы и строителей…Я бетоншица, Нюшка Буртова. Меня растила и воспитывала деревня Великая Грязь, потому что яосталась круглой сиротой, потом я была домработницей, работала посудомойкой. Окружающие лгали,

крали, но, работая в вагоне-ресторане, я узнавала настоящую Россию… Наконец я попала настроительство Братской ГЭС. Стала бетонщицей, получила общественный вес. Влюбилась в одногогордого москвича. Когда во мне проснулась новая жизнь, тот москвич не признал отцовства. Покончитьс собой мне не дала недостроенная плотина. Родился сынок Трофим и стал стройкиным сыном, как я быладеревниной дочкой. Мы вдвоем с ним были на открытии плотины. Так что пусть помнят внуки, что свет имдостался от Ильича и немножко от меня.Я инженер-гидростроитель Карцев. Когда я был молод, я бредил мировым пожаром и рубал враговкоммуны. Потом пошел на рабфак. Строил плотину в Узбекистане. И не мог понять, что происходит. Устраны как будто было две жизни. В одной — Магнитка, Чкалов, в другой — аресты. Меня арестовали вТашкенте, и, когда пытали, я хрипел: «Я большевик!» Оставаясь «врагом народа», я строил ГЭС наКавказе и на Волге, и наконец XX съезд вернул мне партбилет. Тогда я, большевик, поехал строить ГЭС вБратске. Нашей молодой смене скажу: в коммуне места нет для подлецов.В Элладе был обычай: начиная строить дом, первый камень клали в тень любимой женщины. Я не знаю, вчью тень был положен первый камень в Братске, но когда всматриваюсь в плотину, вижу в ней тениваших, строители, любимых. И я положил первую строчку этой поэмы в тень моей любимой, словно в теньсовести.Встав у подножия Братской ГЭС, я сразу подумал о Маяковском: он будто воскрес в её облике. Он какплотина стоит поперек неправды и учит нас стоять за дело революции.На Братском море мы читали стихи, пели песню о комиссарах. И передо мной встали комиссары. И яслышал, как в осмысленном величии ГЭС гремит над ложным величием пирамид. В Братской ГЭС мнераскрылся материнский образ России. На земле еще немало рабов, но если любовь борется, а несозерцает, то ненависть бессильна. Нет судьбы чище и возвышенней — отдать всю жизнь за то, чтоб вселюди на земле могли сказать: «Мы не рабы».

См. также:

К С Причард Девяностые Годы, М Е Салтыков-щедрин Дневник Провинциала В Петербурге, Джордж Байрон Паломничество Чайльд Гарольда, Байрондг Паломничество Чайльд-гарольда, Эрве Базен Супружеская Жизнь, Борис Пильняк Голый Год