Краткие содержания произведений - александр куприн - юнкера

льстило, что вот он уже и «фараон», как называли первокурсников «обер-офицеры» — те, ктобыл уже на втором курсе. Александровских юнкеров любили в Москве и гордились ими. Училищенеизменно участвовало во всех торжественных церемониях. Алеша долго ещё будет вспоминатьпышную встречу Александра III осенью 1888 г., когда царская семья проследовала вдоль строяна расстоянии нескольких шагов и «фараон» вполне вкусил сладкий, острый восторг любвик монарху. Однако лишние дневальства, отмена отпуска, арест — все это сыпалось на головыюношей. Юнкеров любили, но в училище «грели» нещадно: грел дядька — однокурсник, взводный,

курсовой офицер и, наконец, командир четвертой роты капитан Фофанов, носивший кличку Дрозд.

Конечно, ежедневные упражнения с тяжелой пехотной берданкой и муштра могли бы вызватьотвращение к службе, если все разогреватели «фараона» не были бы столь терпеливыи сурово участливы.Не существовало в училище и «цуканья» — помыкания младшими, обычного дляпетербургских училищ. Господствовала атмосфера рыцарской военной демократии, сурового,

но заботливого товарищества. Все, что касалось службы, не допускало послаблений даже средиприятелей, зато вне этого предписывалось неизменное «ты» и дружеское, с оттенкомне переходящей известных границ фамильярности, обращение. После присяги Дрозд напоминал,

что теперь они солдаты и за проступок могут быть отправлены не к маменьке, а рядовымив пехотный полк.И все же молодой задор, не изжитое до конца мальчишество проглядывали в склонностидать свое наименование всему окружающему. Первая рота звалась «жеребцы», вторая — «звери»,

третья — «мазочки» и четвертая (Александрова) — «блохи». Каждый командир тоже носилприсвоенное ему имя. Только к Белову, второму курсовому офицеру, не прилипло ни однопрозвище. С Балканской войны он привез жену-болгарку неописуемой красоты, перед которойпреклонялись все юнкера, отчего и личность её мужа считалась неприкосновенной. Зато Дубышкинназывался Пуп, командир первой роты — Хухрик, а командир батальона — Берди-Паша.

Традиционным проявлением молодечества была и травля офицеров.Однако ж жизнь восемнадцати-двадцатилетних юношей не могла быть целиком поглощенаинтересами службы.Александров живо переживал крушение своей первой любви, но так же живо, искреннеинтересовался младшими сестрами Синельниковыми. На декабрьском балу Ольга Синельниковасообщила о помолвке Юленьки. Александров был шокирован, но ответил, что ему это безразлично,

потому что давно любит Ольгу и посвятит ей свой первый рассказ, который скоро опубликуют«Вечерние досуги».Этот его писательский дебют действительно состоялся. Но на вечерней перекличке Дроздназначил трое суток карцера за публикацию без санкции начальства. В камеру Александров взялтолстовских «Казаков» и, когда Дрозд поинтересовался, знает ли юное дарование, за чтонаказан, бодро ответил: «За написание глупого и пошлого сочинения». (После этого он бросиллитературу и обратился к живописи.) Увы, неприятности этим не закончились. В посвященииобнаружилась роковая ошибка: вместо «О» стояло «Ю» (такова сила первой любви!), так что вскореавтор получил от Ольги письмо: «По некоторым причинам я вряд ли смогу когда-нибудьувидеться с Вами, а потому прощайте». Стыду и отчаянию юнкера не было, казалось, предела,

но время врачует все раны. Александров оказался «наряженным» на самый, как мы сейчасговорим, престижный бал — в Екатерининском институте. Это не входило в егорождественские планы, но Дрозд не позволил рассуждать, и слава Богу. Долгие годыс замиранием сердца будет вспоминать Александров бешеную гонку среди снегов со знаменитымфотоген Палычем от Знаменки до института; блестящий подъезд старинного дома; кажущегосятаким же старинным (не старым!) швейцара Порфирия, мраморные лестницы, светлые задыи воспитанниц в парадных платьях с бальным декольте. Здесь встретил он ЗиночкуБелышеву, от одного присутствия которой светлел и блестел смехом сам воздух. Это быланастоящая и взаимная любовь. И как чудно подходили они друг Другу и в танце,

и на Чистопрудном катке, и в обществе. Она была бесспорно красива, но обладала чем-тоболее ценным и редким, чем красота.Однажды Александров признался Зиночке, что любит её и просит подождать его три года. Через тримесяца он кончает училище и два служит до поступления в Академию генерального штаба.

Экзамен он выдержит, чего бы это ни стоило ему. Вот тогда он придет к ДмитриюПетровичу и будет просить её руки. Подпоручик получает сорок три рубля в месяц,

и он не позволит себе предложить ей жалкую судьбу провинциальной полковой дамы.

«Я подожду», — был ответ.С той поры вопрос о среднем балле стал для Александрова вопросом жизни и смерти.

С девятью баллами появлялась возможность выбрать для прохождения службы подходящий тебе полк.

Ему же не хватает до девятки каких-то трех десятых из-за шестеркипо военной фортификации.Но вот все препятствия преодолены, и девять баллов обеспечивают Александрову правопервого выбора места службы. Но случилось так, что, когда Берди-Паша выкликнул его фамилию,

юнкер почти наудачу ткнул в лист пальцем и наткнулся на никому не ведомый Ундомскийпехотный полк.И вот надета новенькая офицерская форма, и начальник училища генерал Анчутин напутствуетсвоих питомцев. Обычно в полку не менее семидесяти пяти офицеров, а в таком большомобществе неизбежна сплетня, разъедающая это общество. Так что когда придет к вам товарищс новостью о товарище X., то обязательно спросите, а повторит ли он эту новостьсамому X. Прощайте, господа.

См. также:

Уильям Фолкнер Свет В Августе, Гогольнв Ночь Перед Рождеством, Трифонов Юв Дом На Набережной, Драгунский Вю Девочка На Шаре, Ивлин Во Пригоршня Праха, Джон Голсуорси Сага О Форсайтах