Краткие содержания произведений - алексей ремизов - крестовые сестры

Славился Маракулин почерком, отчеты выводил букву за буквой: строчит ровно, точно бисером нижет, ине раз перепишет, зато после — хоть на выставку неси. И знал Маракулин радость: бежит другой разпоутру на службу, и вдруг переполнит грудь и станет необыкновенно.Враз все переменилось. Ждал к Пасхе Маракулин повышения и награду — а вместо того его со службывыгнали. Пять лет заведовал Петр Алексеевич талонными книжками, и все было в исправности, азатеяли директора перед праздником проверять — что-то не сходится. Говорили потом — кассир,

приятель Маракулина, «подчислил». Пытался доказать Петр Алексеевич, что какая-то тут ошибка, — неслушали. И понял тогда Маракулин: «Человек человеку бревно».Прогулял лето без дела, позаложил вещи, пораспродал, сам пообдергался. И с квартиры пришлосьсъехать. Поселился Петр Алексеевич в Бурковом доме, напротив Обуховской больницы, где бродят людив больничных халатах и мелькает красный крест белых сестер, С парадного конца дома живут богатые:

и хозяин Бурков, бывший губернатор, и присяжный поверенный, и доктор медицины, и генеральшаХолмогорова — «вошь», процентов одних ей до смерти хватит. С черного — квартиры маленькие. Тут исапожники, и портные, пекаря, банщики, парикмахеры и кого еще только нет. Здесь и квартира хозяйкиМаракулина, Адонии Ивойловны. Она — вдова, богатая, любит блаженных и юродивых. Летом на богомольеуезжает, оставляя квартиру на Акумовну, кухарку. По двору любят Акумовну: Акумовна на том светебыла, ходила по мукам — божественная! Из дома она — почти никуда, и все хочется ей на воздух.Соседи у Маракулина — братья Дамаскины: Василий Александрович, клоун, и Сергей Александрович,

что в театре танцует, ходит — земли не касается. А еще ближе — две Веры. Вера Николаевна Кликачева,

с Надеждинских курсов, бледненькая, тоненькая, массажем зарабатывает, хочет на аттестат зрелостиготовиться, чтобы поступить в медицинский институт, а учиться трудно до слез, и ночью воет Вера,

словно петлей сдавленная. Верочка, Вера Ивановна Вехорева, — ученица Театрального училища.

Верочка нравилась Маракулину. Танцевала хорошо, читала с голосом. Но поражала её заносчивость,

говорила, что она великая актриса, кричала: «Я покажу, кто я, всему миру». И чувствовал Маракулин,

это она заводчику Вакуеву показать хочет: содержал год, а надоела — отправил в Петербург, учитьсяна тридцать рублей в месяц. Ночью билась Верочка головой о стену. И Маракулин слушал в исступлениии всякую «вошь» проклинал.На лето все разъехались, а осенью — не вернулась Верочка. После видели её на бульваре, с разнымимужчинами. На её месте поселилась Анна Степановна, учительница гимназии, — мужем обобранная,

обиженная, брошенная. Осенью туго всем пришлось. Клоун Василий Александрович упал с трапеции, ногиповредил, Анне Степановне жалованье оттягивали, у Маракулина — работа кончилась. И вдруг — вызовему из Москвы, от Павла Плотникова. Сам-то Маракулин московский. Ехал — вспоминал.В те далекие годы Петр много возился с Пашей, и Плотников его слушался как старшего. И позже,

когда взрослый Плотников пил и готов был выкинуть все что угодно, только Петр Алексеевич мог унятьбезудержного приятеля. Подумал Маракулин и о матери, Евгении Александровне: на могилу надосходить. Вспомнил её в гробу, — ему было тогда десять лет, виден был её крест на восковом лбу из-подбелого венчика.Отец Жени служил фабричным доктором у отца Плотникова, часто брал её с собою. Насмотрелась Женяна фабричную жизнь, душа переболела. Взялась помогать молодому технику Цыганову, что дляфабричных чтения устраивал, книжки подбирала. Раз, когда все сделала, заторопилась домой. ДаЦыганов вдруг бросился на нее и повалил на пол. Дома ничего не сказала, ужас и стыд мучили. Себя вовсем винила: Цыганов «просто ослеп». И всякий раз, когда приходила к нему помочь, — повторялся тотвечер. И молила его пощадить, не трогать, но он не хотел слышать. Через год исчез Цыганов с фабрики,

вздохнула было Женя, да тут точь-в-точь произошло то же самое и в другой раз, только с братом её,

юнкером. И его молила, но и он не хотел слышать. А когда через год брат из Москвы уехал — молодойдоктор, помощник отца, заменил брата. И три года она молчала. И себя винила. Отец, глядя на нее,

тревожился: не переутомилась ли? Уговорил поехать в деревню. И там в Большой пост на Страстнойнеделе во вторник ушла она в лес и молилась три дня и три ночи со всею жгучестью ужаса, стыда и муки.

А в Великую пятницу появилась в церкви, совсем нагая, с бритвою в руке. И когда понесли плащаницу,

стала себя резать, полагая кресты на лбу, на плечах, на руках, на груди. И кровь её лилась наплащаницу.С год пролежала в больнице, чуть заметный шрамик остался на лбу, да и то под волосами не видно. Икогда знакомый отца, бухгалтер Маракулин Алексей Иванович, объяснился ей — решилась, рассказалавсе без утайки. Он слушал кротко и плакал, — любил её. А сын помнил лишь: мать была странная.Всю ночь не заснул Маракулин, лишь раз забылся на минуту, и приснился ему сон, будто Плотниковуговаривает: лучше жить без головы, и режет ему шею бритвой. А приехал — горячка у Плотникова:

«головы нет, рот на спине, и глаза на плечах. Он — улей». А не то — король заполярного государства,

управляет всем земным шаром, хочет — влево вращает, хочет — вправо, то остановит, то пустит. Вдруг— после месячного запоя — узнал Плотников Маракулина: «Петруша, хвост-прохвост…» — и, шатнувшиськ дивану, завалился спать на двое суток. А мать — плачет и благодарит: «Исцелил его, батюшка!»Когда очнулся Павел, потащил Маракулина в трактир, там за столиком признался: «Я в тебя, Петруша,

как в Бога верую, не заладится в делах — имя твое назову, — смотришь, опять все по-старому». Итаскал за собой, потом — на вокзал проводил. Уже в вагоне вспомнил Маракулин: так и не успел намогиле матери побывать. И какая-то тоска хлынула на него…Невесело квартиранты встретили Пасху. Василий Александрович выписался из больницы, ходил струдом, будто без пяток. Вере Николаевне не до аттестата — доктор посоветовал куда-то в Абастуманотправляться: с легкими неладно. Анна Степановна с ног валилась, ждала увольнения и все улыбаласьсвоею больной страшной улыбкой. И когда Сергей Александрович с театром условие заключил о поездкеза границу, других стад звать: «Россия задыхается среди всяких Бурковых. Всем за границу надо, хотьна неделю». — «А на какие мы деньги поедем?» — улыбалась Анна Степановна. «Я достану денег, —сказал Маракулин, вспомнив о Плотникове, — тысячу рублей достану!» И все поверили. И головызакружились. Там, в Париже, найдут они все себе место на земле, работу, аттестат зрелости,

потерянную радость. «Верочку бы отыскать», — схватился вдруг Маракулин: сделается она в Парижевеликою актрисой, и мир сойдет на нее.По вечерам Акумовна гадала, и выходила всем большая перемена. «А не взять ли нам и Акумовну?» —подмигивал Сергей Александрович. «Что ж, и поеду, воздухом подышу!»И пришел наконец ответ от Плотникова: через банк перевел Маракулину двадцать пять рублей. Иуехал Сергей Александрович с театром за границу, а Веру Николаевну и Анну Степановну уговорилпоселиться с Василием Александровичем в Финляндии, в Тур-Киля, — за ним уход нужен. С утра довечера ходил Маракулин по Петербургу из конца в конец, как мышь в мышеловке. И ночью приснилась емукурносая, зубатая, голая: «В субботу, — стучит зубами, смеется, — мать будет в белом!» В тоскесмертельной проснулся Маракулин. Была пятница. И поледенел весь от мысли: срок ему — суббота. И нехотел верить сну, и верил, и, веря, сам себя приговаривал к смерти. И почувствовал Маракулин, что невынесет, не дождется субботы, и в тоске смертельной с утра, бродя по улицам, только и ждал ночи:

увидать Верочку, все рассказать ей и проститься. Беда его водила, метала с улицы на улицу, путала, —это судьба, от которой не уйти. И ночь мотался — пытался Верочку отыскать. И суббота наступила и ужподходила к концу, час близился. И пошел Маракулин к себе: может, сон иное значит, что ж у Акумовныон не спросил?Долго звонил и вошел уж с черного хода. Дверь в кухню оказалась незапертой. Акумовна сидела вбелом платке. «Мать будет в белом!» — вспомнил Маракулин и застонал.Вскочила Акумовна и рассказала, как полезла утром на чердак, белье там висело, да кто-то и запер.

Вылезла на крышу, чуть не соскользнула, кричать пытается — голоса нет. Хотела уж по желобуспускаться, да дворник увидел: «Не лазь, — кричит, — отопру!»Маракулин свое рассказал. «Что этот сон означает, Акумовна?» Молчит старуха. Часы на кухнезахрипели, отстукали двенадцать часов. «Акумовна? — спросил Маракулин. — Воскресенье настало?» —«Воскресенье, спите спокойно». И, выждав, пока Акумовна угомонится, взял Маракулин подушку и, какделают летние бурковские жильцы, положив её на подоконник, перевесился на волю. И вдруг увидел намусоре и кирпичах вдоль шкапчиков-ларьков зеленые березки, почувствовал, как медленно подступает,

накатывается прежняя его потерянная радость. И, не удержавшись, с подушкой полетел с подоконникавниз. «Времена созрели, — услышал он как со дна колодца, — наказание близко. Лежи, болотнаяголова». Маракулин лежал в крови с разбитым черепом на Бурковом дворе.

См. также:

Хулио Кортасар Игра В Классики, Михаил Шолохов Тихий Дон, Другой Автор Повесть Временных Лет, Мережковский Дс Христос И Антихрист, П Д Боборыкин Китай-город, Вирджиния Вулф Миссис Дэллоуэй