Античная философия - идея

Термин ΙΔΕΑ до Платона. Становление «идеи» как специального термина относится к 5 в. до н. э. Впервые в философских текстах «идея» встречается у Демокрита, который использует это слово для обозначения атомов, выделяя внешнюю форму как отличительную черту неделимых материальных первоначал, ср. фр. 198 Лурье: «все есть неделимые идеи» (τὰς ἀτόμους ἰδέας, Plut. Adv. Colot. 8, p. lllOf), φρ. 198: «душа состоит из шарообразных идей» (Aët. IV, 3, 5, ср.: фр. 288,240 Лурье). О значимости именно этого обозначения говорит использование его в качестве названия сочинения об атомах «О формах» (Περὶ ἰδεῶν Sext. Adv. math. VII 137= φρ. CXVI Лурье).

Значение идеи и эйдоса как определенных классификационных единиц формируется в процессе бурного развития медицины и риторики. Тексты, собранные в Гиппократовом корпусе, показывают, что практикующие врачи начинают объединять случаи болезней со сходной патологией в типы или формы, чтобы рассматривать их совместно. При этом указанные формы называют (особенно во мн. ч.) эйдосами или идеями, обычно используя эти понятия как синонимы (Hippocr. De diaet. morb., 3; De pr. med., 23 и др.). Сходная практика встречается у риторов и софистов, ср.: Plat. Phaedr. 270Ы-2; Isoer. Antid., 183; ср.: Hei., 11; Bus., 33 об идеях (= приемах, формах) речи. Интенсивное развитие разнообразных технических приемов расширяет практику использования как эйдоса, так и идеи, приводя в конечном счете к их дифференциации. В частности, когда хотят подчеркнуть единство в многообразии исследуемых феноменов, возникает понятие «единой идеи» (μία ἰδέα) (Hippocr. De flat., 2), — выражение, которое впоследствии в философии Платона приобретет характер технического.

Заслуга введения идеи и эйдоса в собственно философский дискурс принадлежит, по-видимому, Сократу, перенесшему эти понятия на область этики. Его стремление к точным дефинициям явлений нравственной жизни требовало как диалектического искусства разделять по родам (Xen. Mem. IV 5, 12), так и умения за многозначностью слов раскрыть постоянный, самотождественный смысл, усматривать общее в различающемся, единое во многом. Этот контекст и лишил идею-эйдос строгой определенности, задав широкое поле значений от «логического вида» до «сущности».

Платон придал идее статус одного из наиболее значимых понятий западноевропейской философской мысли. Нигде специально не давая определение «идее» (и не так часто используя по сравнению с термином «эйдос», -по подсчетам А. Ф. Лосева, ἰδέα встречается в общей сложности 98 раз, тогда как εἶδος 408), Платон сохраняет за этим понятием весь спектр уже существовавших значений, добавляя новые. Несмотря на многообразие смысловых оттенков «идеи» в платоновских диалогах, можно выделить три основных: 1) наглядно-конкретное, 2) логико-семантическое и 3) онтологическое.

Наглядно-конкретное значение, исходное значение идеи как внешнего вида, той или иной непосредственно созерцаемой данности (в этом значении идея и эйдос являются синонимами), находим как в ранних, так и в поздних текстах Платона: «Хармид»(157с1,158а, 175d), «Протагор»(315е); «Пир» (196а), «Тимей» (70с, 71а, ср.: 49с, 58d, 60b), «Государство» (588с, 588d), «Политик» (289Ь, 291Ь) и др.

Логико-семантическое значение идея и эйдос получают в ходе разработки Платоном диалектического искусства вслед за софистами и Сократом. В этом значении идея и эйдос выступают в качестве инструментальных понятий и получают статус терминов с различным содержанием. Согласно Платону, диалектическое искусство предполагает умение, «охватывая все общим взглядом, возводить к единой идее (εἰς μίαν ἰδέαν) разрозненные повсюду явления», и «обратное действие умение разделять на виды (κατ' εἴδη) почленно, сообразно с их природой, стараясь не раздробить ни одной части...» (Phaedr. 265de). В этом случае эйдос приобретает значение классификационной единицы, а κατ' εἴδη становится техническим выражением (273e, 277b, 277с), обозначающим разъединение целого (единого) на отдельные группы, классы, виды. Искусство диэрезы, демонстрируемое Платоном в ряде диалогов, прежде всего в «Софисте» (219а-236с; 264с-266е) и «Политике» (258Ь—267с), дает многочисленные примеры использования эйдоса как классификационной единицы. Множественности эйдосов Платон противопоставляет единичность идеи (μία ἰδέα), в ней находит выражение результат объединения.

Однако идея и эйдос в данных контекстах не могут быть сведены только к общим понятиям, играющим инструментальную роль логических конструктов. Они раскрываются как смысловые единства, внутреннее смысловое содержание вещи, ее сущность. В смысловом отношении идея не исчерпывается вещами ни в их отдельности, ни в их той или иной совокупности. Она выступает образцом и целью при соединении рассеянного множества в цельное и неразрывное единство и как единая идея может быть обнаружена у всего и во всем. Именно в этом смысле Платон говорит об «идее эйдоса» (Theaet. 203e). Можно сказать, что мир идей-эйдосов это мир смыслов всего существующего.

При всем богатстве оттенков логико-семантического понимания идеи и эйдоса их содержание этим не исчерпывается. Начиная самостоятельное философское творчество под влиянием элеатов и разделяя тезис Парменида о тождестве бытия и мышления о бытии, Платон убежден не только в объективном существовании смысла вещей, но и в особом онтологическом статусе идей-эйдосов. Именно их онтологизация, понимание как трансцендентных умопостигаемых форм, существующих отдельно от единичных вещей, стала основанием для характеристики центрального учения Платона как «учения об идеях», получившей распространение в Древней Академии. И хотя Платон практически не использует понятие «идея» в значении истинно сущего (идея Блага в «Государстве» скорее исключение, чем правило), предпочитая характеризовать идеальное бытие прежде всего как существующее само по себе, контекст таких диалогов, как «Федон», «Пир», «Государство» (кн. VI), говорит о том, что и идея, и эйдос, будучи вечными, неизменными, самотождественными и самодостаточными, представляют истинное бытие, принципиально отличающееся от чувственно воспринимаемого мира становления. В онтологическом значении, в отличие от логико-семантического, идея, как и эйдос (Платон не различает их онтологический статус), является причиной существования вещи, возникающей через «причастность» (μέθεξις) или уподобление ей. В последнем случае идея выступает в качестве образца (парадигмы), но уже не как определяющая смысл вещи, а как источник ее существования, ибо только присутствие (παρουσία) подлинного сущего делает возможным существование чувственного мира, обеспечивая как его множественность, так и самотождественную единичность каждой из существующих вещей. Именно как подлинное бытие идея является основанием истинного знания (ἐπιστήμη), вечного и неизменного результата созерцания (θεωρία) идей глазами ума.

Дискуссии в Древней Академии. Отсутствие строгих логических дефиниций и доказательных онтологических построений, многозначность платоновских текстов в целом стали причиной для различных интерпретаций идей-эйдосов и развернувшейся в Академии в середине 4 в. до н. э. по этому поводу оживленной дискуссии, что нашло отражение в целом ряде работ учеников Платона (Спевсипп: «Об образцах родов и видов»; Ксенократ: «Об эйдосах», «Об идеях», «О родах и видах»; Гераклид Понтийский: «Об эйдосах»; Теофраст: «Об эйдосах»; Аристотель: «О видах и родах», «Об идеях»). Материалы дискуссии показывают, что определяющей тенденцией в понимании идей-эйдосов в Академии стало отождествление логико-семантического и онтологического значений, в результате чего идеи-эйдосы превращались в субстантивированные общие, родовые и видовые, понятия, говоря словами Аристотеля, общее признавалось отдельно существующим (Arist. Met., 1085a23-26). В этой связи вполне закономерным становится употребление вместо «идеи» понятий «предикат» («сказуемое», τὸ κατηγορούμενον Arist. Ε. Ν. Ι, 1096a 19-24; ср.: Alex. In Met. 82, 11-83, 16; [Arist.] Divis. 64-65 Mutsch.) или род, которые наряду с «видом» в течение короткого времени становятся техническими терминами. Онтологизация общих понятий и как следствие онтологизация логических связей, возникающих между ними, приводили к ряду противоречий, тщательно проанализированных Аристотелем (Arist. Top. 143Ы1-33; Met. 991а26-30; 1О39аЗО-ЬЗ и др.).

Участие в дискуссии имело важное значение для Платона, требуя большей терминологической ясности и уточнения собственной позиции. Диалог Платона «Парменид», получивший в Античности двойное название «Парменид, или Об идеях», стал ответом на академическую критику. В первой части диалога (Parm. 126a—135d) Платон представил сводку возражений «против идей», воспроизведя аргументы, выдвинутые в Академии в процессе дебатов, с целью защиты идей и полемики с их противниками. Кроме того, вопросам, обсуждаемым в ходе дисскуссии об идеях, посвящен «Софист», отзвуки полемики обнаруживаем в «Тимее» (Tim. 5led) и «Филебе» (Phileb. 15а-с), в Седьмом письме (Epist. VII, 342b-344b). He соглашаясь с интерпретацией идей-эйдосов как родо-видовых понятий, Платон пришел к выводу о необходимости демаркации логико-семантического и онтологического значений идеи-эйдоса, поскольку «все идеи суть то, что они суть, лишь в отношении одна к другой». Понятия же, т. е. находящиеся в нас подобия, одноименные с идеями, «образуют свою особую область и в число одноименных им идей не входят» (Parm. 133c-134e). Подобное утверждение требовало отказа от парменидовского тождества бытия и мысли о нем, но именно этот отказ и позволял Платону сохранить идею как вечное, неизменное, самотождественное бытие. Разработкой этой проблематики Платон занят во второй части диалога «Парменид» и в «Софисте», показывая принципиальное различие между истинным бытием и нашим мышлением о нем.

Понимая мышление, внутреннюю речь, как «результат взаимного переплетения эйдосов», «смешения одного с другим» (Soph. 259e), Платон утверждает диалектику искусство рассуждать и мыслить, состоящее в умении «различать все по родам, не принимать один и тот же вид за иной и иной за тот же самый» (253d), т. е. в способности оперировать понятиями (идеями и эйдосами). Любое из понятий, будучи конечным и ограниченным предметом рассудочного знания, определяется через свою противоположность, тем самым раскрывая собственную самопротиворечивую природу, «тождество единства и множества, обусловленное речью» (Phileb. 15d). Виртуозно владея диалектикой, Платон демонстрирует взаимное переплетение «главнейших родов» в «Софисте», смешение единого и многого в «Пармениде». Т. обр., самопротиворечивость выступает как основная характеристика идей и эйдосов, возникающих в душе как результат объединения многообразия в единстве понятия.

В отличие от идеи-понятия идее как вечному, неизменному, самодостаточному и всегда самотождественному бытию невозможно приписать никакого предиката, в т. ч. и предиката бытия, т. к. это означало бы утверждение тождества идеи (истинного бытия) и ее умопостигаемого подобия. Так формируется учение Платона о сверхсущем (истинном, чистом, подлинном бытии), в «Федре» обозначаемом как «занебесное место» (247с), и закладывается традиция апофатической трактовки истинного бытия. В качестве сверсущих выступают идея Блага в «Государстве», Единое как таковое в «Пармениде» и т. д., причем все идеи как трансцендентные формы имеют одинаковый онтологический статус. Говорить об иерархии идей в этом случае можно лишь как об иерархии ценностей, что делает идею Блага, безусловно, высшей ценностью, образцом и источником всего благого. Об идеях как сверхсущем не может быть рассудочного знания (ἐπιστήμη), подлинное бытие познается само по себе, представляя собой ум как тождество познаваемого и познающего (Resp. 5lid; Epist. VII, 342b-343b). Осознание принципиального различия логико-семантического и онтологического значений идеи-эйдоса, стремление избежать их смешения приводит Платона к терминологическим изменениям: «подлинное бытие», «бытие само по себе» становятся наиболее часто употребляемыми синонимами идеи как трансцендентной формы.

Спевсипп, отказавшись от признания трансцендентности идей (fr. 35 = Met. 1085b36-1086a5; fr. 36 = Met. 1090a2-b5), утверждает в качестве подлинных сущностей математические предметы. Поиски компромисса приводят Ксенократа к концепции метафизического атомизма, в основе которого лежало понимание идеи как неделимого начала, первого элемента (fr. 42, 44) или «истинного единства» (fr. 39). В качестве таковых Ксенократ рассматривал эйдетические числа (εἰδητικόν ἀριθμόν), или идеи-числа, и неделимые геометрические фигуры линию (идея длины, или первой двоицы), плоскость (идея троицы, или треугольник), геометрическое тело (идея чет-верицы, или пирамида). Каждая идея, обладая отдельным и уникальным существованием, понималась как «парадигматическая причина всего того, что создается по природе» (fr. 30; ср.: Спевсипп о декаде как о парадигмаль-ной идее).

Аристотель выступил как наиболее последовательный критик «учения об идеях». Отрицая трансцендентный статус идей, он практически полностью сохранит за идеей-эйдосом логико-семантическое значение, предложив концепцию имманентной «идеи-формы». «Форма», по Аристотелю, не имеет самостоятельного существования и может быть «отделена» от эмпирической вещи только мысленно. Аристотель закрепляет это терминологически, используя вместо многозначных идеи и эйдоса целый ряд других терминов: род (γένος), форма (μορφή), суть бытия вещи (τὸ τί ἦν εἶναι, общее (τὸ καθόλου), сущность и др.

Весь спектр значений «идеи», представленный в диалогах Платона и технически оформленный в ходе академических дискуссий, сохраняется на протяжении античной традиции. В частности, стоики, отрицая вслед за Аристотелем особый онтологический статус идеи как истинного бытия, сохранили за идеей логико-семантическое значение. Идеями они называли общие понятия (κοιναὶ ἔννοιαι), ставя перед собой задачу определить природу, статус и классификацию понятий.

Средний платонизм. Дальнейшая разработка понятия «идея» связана с традицией платонизма. Поскольку базовым для него является противопоставление чувственного мира миру умопостигаемому, а задачей обоснование иерархической структуры бытия, то значение «идеи» в той или иной системе определяется ее местом в выстраиваемой структуре. В рамках среднего платонизма, осуществившего синтез платонизма с перипатетической и стоической традициями, идеи как трансцендентные формы трактуются как «мысли» Демиурга-Ума, Бога. Алкиной, определяя в «Учебнике платоновской философии» идею, подчеркивает, что «у бога она есть его мышление, для нас она первое умопостигаемое» (Ale. Didasc. IX, 1; ср.: Philo. Opif. 20; Plut. De sera 550d). Истолкование парадигмы (παράδειγμα) Платонова «Тимея» как совокупности идей, образцов для физического мира, представленное у Антиоха Аскалонского, Филона Александрийского, Плутарха из Херонеи, Алкиноя и др. платоников, своим источником имеет онтологическую иерархию Ксенократа. Согласно Алкиною, «идеи суть вечные и самодовлеющие акты божественного мышления», вечные образцы для существующего по природе (Didasc. IX, 1-2). Такой онтологический статус идей определял их и содержательно: не могло быть идей как образцов искусственных, ничтожных и отдельных предметов. Кроме того, идея употреблялась и в логико-семантическом значении как сущность второго порядка, как эйдос в материи, неотделимый от нее (Ibid. IV, 7).

В неоплатонизме, в частности у Плотина, сохраняется это различие: идеи как трансцендентные образцы помещаются в Уме, как имманентные формы (которые Плотин вслед за стоиками называет также логосами) -в душе; ср. названия ряда трактатов и разработку данной проблематики в них: «Для каждой ли вещи есть идеи» (V 7), «Об уме, идеях и сущем» (V 9), «О том, как появилось множество идей, и о благе» (VI 7).

Словари: Ast F. Lexicon Platonicum. Lipsiae, 1835-1838. Bonn, 1951; Bonitz H. Index Aristotelicus. В., 1870 (repr. Graz, 1955); BrandwoodL A. World Index to Plato. Leeds, 1976; Sleeman J. //., Pollet G. Lexicon Plotinianum. Leiden; Leuven, 1980.

Лит.: Robin L. La Théorie platonicienne des idées et des nombres d'après Aristote. P., 1908; Gillespie C. M The Use of εἶδος and ἰδέα in Hippocrates, CQ 6, 1912, p. 179-203; StenzelJ. Zahl und Gestalt bei Platon und Aristoteles. Lpz.; В., 1924; Jones R. M. The Ideas as the Thoughts of God, CPhil 21. 4, 1926, p. 317-326; Else G. The Terminology of the Ideas, HSCP, 1936; Ross W. D. Plato's Theory of Ideas. Oxf., 1951 ; Rich A. N. M. The Platonic Ideas as Thoughts of God, -Mnemosyne ser. 4,7,2,1954, p. 123-133; SaffreyH. D. Le Peri philosophias d'Aristote et la théorie platonicienne des idées-nombres. Leiden, 1955; Gadamer H.-G. (hrsg.). Idee und Zahl: Studien zur platonischen Philosophie. Hdlb., 1968; Des Places Ε. Lexique de la langue philosophique et religieuse de Platon. P., 1973 ; Krämer H. J. Aristoteles und die akademische Eidoslehre. Zur Geschichte der Universalienprobleme im Piatonismus, -AGPh 55,1973, S. 119-190; Isnardi Parente M. Dottrina délie idee e dottrina dei principi nell' Accademia anti-ca, -ASNP, ser. III, vol. VII, 3, 1977, p. 1017-1128; Annas J. Aristotle on Substance, Accident and Plato's Forms, Phronesis 22, 1977, p. 146-160; Malcolm J. Plato on the Self Predication of Forms. Oxf, 1991; Fine G. On Ideas: Aristotle's Criticism of Plato's Theory of Forms. Oxf, 1993; Dorter K. Form and Good in Plato's Eleatic Dialogues: the Parmenides, Theaetetus, Sophist, and Statesman. Berk., 1994; Devereux D. Separation and Immanence in Plato's Theory of Forms, OSAPh 12, 1994, p. 63-90; Perl E. D. The Demiurge and the Forms: A Return to the Ancient Interpretation of Plato's Timaeus, AncPhil 18, 1998, p. 81-92; Baltes M. Idee (Ideenlehre), DIANOHMATA. Kleine Schriften zu Piaton und zum Piatonismus, von Matthias Baltes. Hrsg. v. A. Huffmeier et al. Stuttg.; Lpz., 1999, S. 275-302; Idem. Zum Status der Ideen in Piatons Frühdialogen: Charmides, Euthydemus, Lysis, Symposium Platonicum V (congrès) 2000, p. 317-323; Fronterotta F. METHEXIS. La teoria Platonica délie idée e la parte-cipazione délie chose empiriche. Dai dialoghi giovanili al Parmenide. Pisa, 2001; Лосев Α. Φ. Терминология учения Платона об идеях, Он же. Очерки античного символизма и мифологии. Т. 1. М., 1930, с. 135-281 (переизд. 1993); МочаловаИ. Н. Критика теории идей в Ранней Академии, -Академия. Вып. 1. СПб., 1997, с. 97-117.

И. Н. МОЧАЛОВА

Античная философия: Энциклопедический словарь. — М.: Прогресс-Традиция

П. П. Гайденко, М. А. Солопова, С. В. Месяц, А. В. Серегин, А. А. Столяров, Ю. А. Шичалин

2008