Краткие содержания произведений - александр герцен - былое и думы

публицистических статей, расположенных, правда, в хронологическом порядке. Некоторые главы«Былого и дум» первоначально печатались как самостоятельные веши («Западныеарабески», «Роберт Оуэн»). Сам Герцен сравнивал «Былое и думы» с домом, которыйпостоянно достраивается: с «совокупностью пристроек, надстроек, флигелей».Частьпервая — «Детская и университет (1812 — 1834)» — описываетпо преимуществу жизнь в доме отца — умного ипохондрика, который кажется сыну (каки дядя, как и друзья молодости отца — напр., О. А. Жеребцова) типичным порождениемXVIII в.События 14 декабря 1825 г. оказали чрезвычайное воздействие на воображениемальчика. В 1827 г. Герцен знакомится со своим дальним родственником Н. Огаревым —будущим поэтом, очень любимым русскими читателями в 1840 — 1860-х; с ним вместеГерцен будет потом вести русскую типографию в Лондоне. Оба мальчика очень любят Шиллера; помимопрочего, их быстро сближает и это; мальчики смотрят на свою дружбу как на союзполитических заговорщиков, и однажды вечером на Воробьевых горах, «обнявшись, присягнули,

в виду всей Москвы, пожертвовать […] жизнью на избранную […] борьбу». Свои радикальныеполитические взгляды Герцен продолжает проповедовать и повзрослев — студентомфизико-математического отделения Московского университета.Часть вторая —«Тюрьма и ссылка» (1834 — 1838)«: по сфабрикованному делу об оскорблении еговеличества Герцен, Огарев и другие из их университетского кружка арестованы и сосланы;

Герцен в Вятке служит в канцелярии губернского правления, отвечая за статистическийотдел; в соответствующих главах «Былого и дум» собрана целая коллекцияпечально-анекдотических случаев из истории управления губернией.Здесь же оченьвыразительно описывается А. Л. Витберг, с которым Герцен познакомился в ссылке, и еготалантливый и фантастический проект храма в память о 1812 г. на Воробьевых горах.В1838 г. Герцена переводят во Владимир.Часть третья —«Владимир-на-Клязьме» (1838 — 1839)«романтическая история любви Герценаи Натальи Александровны Захарьиной, незаконной дочери дяди Герцена, воспитывавшейсяу полубезумной и злобной тетки. Родственники не дают согласия на их брак;

в 1838 г. Герцен приезжает в Москву, куда ему запрещен въезд, увозит невесту и венчаетсятайно.В части четвертой — «Москва, Петербург и Новгород» (1840 —1847)«описывается московская интеллектуальная атмосфера эпохи. Вернувшиеся из ссылки Герцени Огарев сблизились с молодыми гегельянцами — кружком Станкевича (прежде всего —с Белинским и Бакуниным). В главе «Не наши» (о Хомякове, Киреевских,

К. Аксакове, Чаадаеве) Герцен говорит прежде всего о том, что сближало западникови славянофилов в 40-е гг. (далее следуют объяснения, почему славянофильство нельзясмешивать с официальным национализмом, и рассуждения о русской общинеи социализме).В 1846 г. по идеологическим причинам происходит отдаление Огареваи Герцена от многих, в первую очередь от Грановского (личная ссора между Грановскими Герценом из-за того, что один верил, а другой не верил в бессмертие души, —очень характерная черта эпохи); после этого Герцен и решает уехать из России.Частьпятая («Париж — Италия — Париж (1847 — 1852): Перед революцией и после нее»)

рассказывает о первых годах, проведенных Герценом в Европе: о первом дне русского, наконецочутившегося в Париже, городе, где создавалось многое из того , что он на родине читалс такой жадностью: «Итак, я действительно в Париже, не во сне, а наяву: ведь этоВандомская колонна и rue de la Paix»; о национально-освободительном движении в Риме,

о «Молодой Италии», о февральской революции 1848 г. во Франции (все это описанодостаточно кратко: Герцен отсылает читателя к своим «Письмам из Франции и Италии»),

об эмиграции в Париже — преимущественно польской, с ее мистическим мессианским,

католическим пафосом (между прочим, о Мицкевиче), об Июньских днях, о своем бегствев Швейцарию и проч.Уже в пятой части последовательное изложение событий прерываетсясамостоятельными очерками и статьями. В интермедии «Западные арабески» Герцен —явно под впечатлением от режима Наполеона III — с отчаянием говорит о гибели западнойцивилизации, такой дорогой для каждого русского социалиста или либерала. Европу губитзавладевшее всем мещанство с его культом материального благополучия: душа убывает. (Эта темастановится лейтмотивом «Былого и дум»: см., напр,: гл. «Джон-Стюарт Милль и егокнига «On Liberty» в шестой части.) Единственный выход Герцен видит в идее социальногогосударства.В главах о Прудоне Герцен пишет и о впечатлениях знакомства (неожиданнаямягкость Прудона в личном общении), и о его книге «О справедливости в церквии в революции». Герцен не соглашается с Прудоном, который приносит в жертвучеловеческую личность «богу бесчеловечному» справедливого государства; с такимимоделями социального государства — у идеологов революции 1891 г. вроде Ба-бефаили у русских шестидесятников — Герцен спорит постоянно, сближая таких революционеровс Аракчеевым (см., напр., гл. «Роберт Оуэн» в части шестой).Особенно неприемлемодля Герцена отношение Прудона к женщине — собственническое отношение французскогокрестьянина; о таких сложных и мучительных вещах, как измена и ревность, Прудон судитслишком примитивно. По тону Герцена ясно, что эта тема для него близкаяи болезненная.Завершает пятую часть драматическая история семьи Герцена в последниегоды жизни Натальи Александровны: эта часть «Былого и дум» была опубликована через многолет после смерти описанных в ней лиц.Июньские события 1848 г. в Париже (кровавыйразгром восстания и воцарение Наполеона III), а потом тяжелая болезнь маленькой дочерироковым образом подействовали на впечатлительную Наталью Александровну, вообще склоннуюк приступам депрессии. Нервы ее напряжены, и она, как можно понять из сдержанногорассказа Герцена, вступает в слишком близкие отношения с Гервегом (известным немецкимпоэтом и социалистом, самым близким тогда другом Герцена), тронутая жалобами на одиночествоего непонятой души. Наталья Александровна продолжает любить мужа, сложившееся положение вещеймучает ее, и она, поняв наконец необходимость выбора, объясняется с мужем; Герцен выражаетготовность развестись, если на то будет ее воля; но Наталья Александровна остаетсяс мужем и порывает с Гервегом. (Здесь Герцен в сатирических красках рисует семейнуюжизнь Гервега, его жену Эмму — дочь банкира, на которой женились из-за ее денег,

восторженную немку, навязчиво опекающую гениального, по ее мнению, мужа. Эмма якобытребовала, чтобы Герцен пожертвовал своим семейным счастьем ради спокойствия Гервега.)Послепримирения Герцены проводят несколько счастливых месяцев в Италии. В 1851 г. —в кораблекрушении погибают мать Герцена и маленький сын Коля. Между тем Гервег, не желаясмириться со своим поражением, преследует Герценов жалобами, грозит убить их или покончитьс собой и, наконец, оповещает о случившемся общих знакомых. За Герцена заступаютсядрузья; следуют неприятные сцены с припоминанием старых денежных долгов,

с рукоприкладством, публикациями в периодике и проч. Всего этого Наталья Александровнаперенести не может и умирает в 1852 г. после очередных родов (видимо,

от чахотки).Пятая часть заканчивается разделом «Русские тени» — очеркамио русских эмигрантах, с которыми Герцен тогда много общался. Н. И. Сазонов, товарищГерцена по университету, много и несколько бестолково скитавшийся по Европе,

увлекавшийся политическими прожектами до того, что в грош не ставил слишком«литературную» деятельность Белинского, например, для Герцена этот Сазонов — типтогдашнего русского человека, зазря сгубившего «бездну сил», не востребованных Россией.

И здесь же, вспоминая о сверстниках, Герцен перед лицом заносчивого новогопоколения — «шестидесятников» — «требует признания и справедливости»для этих людей, которые «жертвовали всем, […] что им предлагала традиционная жизнь, […]

из-за своих убеждений […] Таких людей нельзя просто сдать в архив…». А. В.

Энгельсон для Герцена — человек поколения петрашевцев со свойственным ему«болезненным надломом», «безмерным самолюбием», развившимся под действием «дрянныхи мелких» людей, которые составляли тогда большинство, со «страстью самонаблюдения,

самоисследования, самообвинения» — и притом с плачевной бесплодностьюи неспособностью к упорной работе, раздражительностью и даже жестокостью.Частьшестая. После смерти жены Герцен переезжает в Англию: после того как Гервег сделал семейнуюдраму Герцена достоянием молвы, Герцену нужно было, чтобы третейский суд европейской демократииразобрался в его отношениях с Гервегом и признал правоту Герцена. Но успокоение Герценнашел не в таком «суде» (его и не было), а в работе: он «принялся […]

за „Былое и думы“ и за устройство русской типографии».Автор пишето благотворном одиночестве в его тогдашней лондонской жизни («одиноко бродяпо Лондону, по его каменным просекам, […] не видя иной раз ни на шаг впередот сплошного опалового тумана и толкаясь с какими-то бегущими тенями, я многопрожил») ; это было одиночество среди толпы: Англия, гордящаяся своим «правом убежища»,

была тогда наполнена эмигрантами; о них преимущественно и рассказывает часть шестая

(«Англия (1852 — 1864)»).От вождей европейского социалистическогои национально-освободительного движения, с которыми Герцен был знаком,

с некоторыми — близко (гл. «Горные вершины» — о Маццини, Ледрю-Роллене,

Кошуте и др.; гл. «Camicia rossa» о том, как Англия принимала у себяГарибальди — об общенародном восторге и интригах правительства, не желавшегоссориться с Францией), — до шпионов, уголовников, выпрашивающих пособие под маркойполитических изгнанников (гл. «Лондонская вольница пятидесятых годов»). Убежденныйв существовании национального характера, Герцен посвящает отдельные очерки эмиграции разныхнациональностей («Польские выходцы», «Немцы в эмиграции» (здесь см., в частности,

характеристику Маркса и «марксидов» — «серной шайки»; их Герцен считаллюдьми очень непорядочными, способными на все для уничтожения политического соперника; Марксплатил Герцену тем же). Герцену было особенно любопытно наблюдать, как национальные характерыпроявляются в столкновении друг с другом (см. юмористическое описание того, как делофранцузов дуэлянтов рассматривалось в английском суде — гл. «Двапроцесса»).Часть седьмая посвящена собственно русской эмиграции (см., напр., отдельныеочерки о М. Бакунине и В. Печерине), истории вольной русской типографиии «Колокола» (1858 — 1862). Автор начинает с того, что описывает неожиданный визитк нему какого-то полковника, человека, судя по всему, невежественного и вовсенелиберального, но считающего обязанностью явиться к Герцену как к начальству:

«я тотчас почувствовал себя генералом». Первая гл. — «Апогей и перигей»:

огромная популярность и влияние «Колокола» в России проходят после известныхмосковских пожаров и в особенности после того, как Герцен осмелился печатно поддержатьполяков во время их восстания 1862 г.Часть восьмая (1865 — 1868) не имеетназвания и общей темы (недаром первая ее глава — «Без связи»); здесь описываютсявпечатления, которые произвели на автора в конце 60-х гг. разные страны Европы,

причем Европа по-прежнему видится Герцену как царство мертвых (см. главу о Венециии о «пророках» — «Даниилах», обличающих императорскую Францию, между прочим,

о П. Леру); недаром целая глава — «С того света» — посвящена старикам,

некогда удачливым и известным людям. Единственным местом в Европе, где можно еще жить,

Герцену кажется Швейцария.Завершают «Былое и думы» «Старые письма» (текстыписем к Герцену от Н. Полевого, Белинского, Грановского, Чаадаева, Прудона, Карлейля). Впредисловии к ним Герцен противопоставляет письма — «книге»: в письмах прошлое«не давит всей силой, как давит в книге. Случайное содержание писем, их легкаянепринужденность, их будничные заботы сближают нас с писавшим». Так понятые письма похожии на всю книгу воспоминаний Герцена, где он рядом с суждениями о европейскойцивилизации попытался сберечь и то самое «случайное» и «будничное». Каксказано в XXIV гл. пятой части, «что же, вообще, письма, как не записки о короткомвремени?».

См. также:

Дзюнъитирот История Сюнкин, Томас Элиот Бесплодная Земля, Мольержб Скупой, Мольер Ж-б Скупой, Дени Верас История Севарамбов, Джакомо Казанова История Моей Жизни